— Хотите, я спою любимую песню моего мужа? — спрашивает Ляля.
И, не дожидаясь ответа, начинает:
Люстра зажглась,
Осветился зал.
Пара за парой
Открылся бал…
Дальше оказывается, что на балу изменщик красавице руку жмет, позабыв, что в слободке у него дитя растет. А потом и ребеночек, которому месяц уж второй, спрашивает маму: где ж папаша мой?
— Обычное явление, — вздыхает Пронина.
— Известно, тело женское проклято судьбой, — хохочет Алевтина и кричит: — Давай, бабуленька, скоромную!
Пахомова передергивает плечами и, сверкнув плоскими вставными зубами, начинает:
Я курил, курил махорку,
Я теперь курю табак…
И хор дружно подхватывает:
Я любил, любил девчонок,
А теперь люблю я баб!
Все будто опьянели от фруктовой воды, хохочут, веселятся. Катя Беликова хлопает Лялю по коленке:
— Нравятся мне твои ножки! Из этих бы ножек да холодец!
— Анна Александровна, — кричит Алевтина, — кто же будет бабушку Жуликову в туалет водить, когда вы выпишетесь?
— Найдутся. У нас незаменимых работников нету.
Алевтина живет полной жизнью. Вот наконец и в больнице выдался денек — будет о чем вспомнить. Скоро и Павлик придет, и черт с ним, ни о чем она не спросит, не попрекнет. Она посмотрела на часы — рабочее время еще не кончилось — и вскочила, начала выбивать чечетку. Ляля мерно хлопает в ладоши. Катя покрикивает:
— Эй, жги, говори! Говори, что ли!
В разгар веселья в дверях появляется Варвара Дмитриевна, таинственно подмигивает Алевтине:
— На минуточку выйди в коридор.
На ходу взбивая волосы, Алевтина вылетает из палаты.
— С мужского подъезда? — спрашивает она санитарку.
— А ты ее ждала? Шикарная женщина. Каракулевая шуба. Глазищи — во! Брюнетка.
У Алевтины перехватывает дыхание. Руки дрожат мелкой дрожью, и нет сил их унять.
— Почему… женщина? — спрашивает она.
— Потому что не мужчина, — басом хохочет Варвара Дмитриевна. — А кто она: родня или подруга?
— Родственница.
Вот и случилось… Все ясно. Пока она болела, пока ее тут спасали от слепоты, Павел там каждый день встречался, путался с этой. С той, кого она никогда не видала, а про себя называла девкой. Им было хорошо, они были счастливы и вот наконец решили… Павел сам не пошел — «они-с — овца-с», — а девка торопится, как бы не раздумал, взяла разговор на себя, примчалась… Да что же это они делают? На оба глаза ослепить хотят?
Алевтина задохнулась, остановилась, прислонилась к стене. Взгляд упал на растоптанные тапочки, серый, по пятки, халат. Варвара сказала: шикарная женщина. Разговор будет не на равных. И не раздумывая побежала обратно в палату.
— Куда же ты? — крикнула вслед Варвара Дмитриевна.