Но Алевтина только махнула рукой.
Ворвалась в палату, попросила у Анны Александровны ее парчовые танкетки, вытащила губную помаду из тумбочки, дрожащими руками кое-как подкрасила губы, оглянулась вокруг, нет ли еще чего-нибудь, чем можно украсить себя, выхватила на ходу из рук Ляли янтарные четки, выбежала в коридор.
В мужской подъезд идти через огромную столовую, через длинные коридоры мужского отделения, спуститься с четвертого этажа в раздевалку. И всю дорогу Алевтина бежала, прижав руки к сердцу, — нельзя остановить, так хоть заглушить отчаянный стук. И всю дорогу повторяла про себя, как она скажет: «Я вас не знаю и знать не хочу!»
В вестибюле было пусто. Старенький швейцар дремал у вешалки с халатами.
— Меня спрашивали? — крикнула Алевтина.
— Фамилие.
— Почем я знаю?
— Ваше фамилие, говорю, — рявкнул швейцар.
— Орлова.
— Женщина не дождалась, на такси приехала. Велела вам домой поскорее являться.
Алевтина села на скамейку. Надо собраться с мыслями. Что же произошло? Значит, эта дрянь, покуда тут сидела, одумалась, решила выманить ее из больницы, чтобы вести разговор втроем, чтобы Павлу и отступать некуда было. А может, просто издевается, хочет до инфаркта довести?
Это у них не выйдет.
Все, что было потом, как она вымолила у Варвары ватник ночного сторожа, и ее собственные валенки, и короткий халат, как покрыла голову газовой косыночкой, как Варвара заклинала ее вернуться к восьми часам, к профессорскому обходу, как напугала таксиста, выбежав на середину улицы, — на все это хватило десяти минут.
И, только очутившись в машине, она попыталась успокоиться, заставить себя обдумать предстоящий разговор. А в голову лезли всякие пустяки. В комнате, наверно, не убрано — пылища на три пальца, — девка сядет на край стула и будет делать вид, что боится до чего-нибудь дотронуться. Какая дурацкая голубая вывеска — «Тысяча мелочей». Почему тысяча, а не две или не двести? Круглое число? Посидели бы они в бухгалтерии, поняли бы, что круглых чисел нет. Все с углами, с занозами… У таксиста на переднем стекле — табличка: «Не курить». Черта с два она не будет курить!
Алевтина ткнулась в карман ватника — конечно, забыла папиросы! Полезла в халат Варвары — счастье какое: начатая пачка «Севера» и спички. Она закурила, посмотрела с вызовом на шофера, но он промолчал. Ай, беда какая! На халате оторвалась пуговица, видна розовая комбинация и коленка в толстом шерстяном чулке. Как же говорить с ними в таком виде? В ванной висит зеленый атласный халат. Открыть дверь, пробежать сперва в ванную… А валенки? Разуться и босиком? Глупости. Все глупости. Какая разница? Павлик скажет в лицо, что не любит, и при чем тут валенки? «Север» этот легкий, противный, будто и не курила… А ведь была когда-то жизнь! Потянешься к папиросной коробке, а он бежит, спичку зажигает…