— Как увидеть товарища Лямину? — сердито спросил Левенфиш.
— Лямину? Мать Акилину? Они в канцелярии. — Она подумала и решилась: — Пойдемте, я провожу.
По тому, как монашка назвала Лямину «они» и вызвалась проводить, Левенфиш понял, что Любочка здесь не из рядовых, и тревожное предчувствие сжало его сердце.
— Вы креститься приехали? — спросила монашка.
— Какие глупости!
— А что? Многие стремятся. Тут один из Черновиц приезжал, тоже пожилой, еще старше вас. Поссорился с родней и приехал креститься…
Они вошли в высокий двухсветный коридор. Пахло геранью и воском, вдоль стен стояли стулья с красными сиденьями, доносилось стрекотанье пишущей машинки, из-за полуоткрытой двери слышались мужские голоса.
— Ой, забыла! — Монашка схватилась обеими руками за щеки. — У них же там ревизоры. Из лавры. — Поднявшись на цыпочки, она быстро зашептала на ухо Левенфишу, показывая на дверь. — Полный — это отец Августин, а молоденький — отец Серафим из Загорской академии. Вы только посмотрите карточка у него какая! Прямо-таки — лик…
Она заговорщицки улыбнулась.
— Садитесь с этой стороны. Тут отец Серафим хорошо виден. Сидите, сидите, не стесняйтесь…
И, кивнув Левенфишу, она неслышно удалилась.
В полуоткрытую дверь были видны оба монаха. Отец Августин — плотный, цветущий, с темно-русой гривой, с неуловимой развязностью снабженца, и золотобородый отец Серафим, сказочно красивый молодой человек.
Левенфиш прислушался к разговору.
— Ну, что они могут, отец Августин! — говорила высоким надтреснутым голосом невидимая Любочка. — Семьдесят сестер работают в соседнем колхозе. Остальные немощные, дряхлые, да и неграмотные…
— А вы составьте шпаргалку. Пусть заучат с голоса. И учтите культуру экскурсантов. Я, когда показываю мощи, ссылаюсь на температуру, в результате которой происходит так называемое чудо.
— Так называемое чудо… — рассеянно повторил отец Серафим и строго добавил: — Средства надо изыскать. Средства́. В этом году на свечи — налог, на календари — налог, а прямые поборы…
— Об этом надо толковать с игуменьей, — перебил отец Августин. — Пошли!
Левенфиш замер. Послышались тяжелые шаги и затихли вдали, должно быть в комнате была еще одна дверь. Секунду стояла тишина, а потом раздался стук костяшек. И Левенфиш вошел в канцелярию.
За столом, устало ссутулившись, сидела безбровая женщина в черном клобуке, с белым, как калач, странно неподвижным лицом. Она подняла глаза, рука ее застыла на счетах.
— Вы узнаете меня, Любочка? — тихо спросил Левенфиш, сам еще не узнавая, доверившись только страстному желанию во что бы то ни стало встретиться с ней.