Это было что-то вроде курительной комнаты, с диванчиками, журнальным столиком, парой шкафов и плотно занавешенным портьерами окном. То что надо. В данном случае полумрак и приватность были для меня наиболее важным обстоятельством.
Посмотрел на стоявшую напротив меня, упрямо сложившую руки под грудью женщину. Спросил угрюмо, — Что, опять?!
— Петя, — произнесла та, — я же тебе уже говорила, я в эти игры не играю, я, знаешь-ли, уже не девочка.
— Представь себе, знаю, — ответил я, подходя ближе. — Сам лично тебя не девочкой делал.
Та только вновь фыркнула, бросила, — Знаешь сколько у меня парней до тебя было?
— Таких как я — нисколько, — ответил ей, а затем, заглянув в глаза, спросил, использовав самый сильный имевшийся у меня козырь, — значит, всё-таки, не любишь меня, да?
— Почему? — удивленно переспросила та, — люблю.
— Разве? — я взял её за пуговицу пиджачка, — А если любишь, почему не хочешь даже попробовать побороться за меня?
— Эм… — Мирослава не сразу нашлась, что ответить, а я, меж тем, продолжил давить, — Ты не пытаешься доказать, что любишь. Только слова говоришь — люблю-люблю. А что они значат без доказательства делом? Пустой звук. И я знаю, почему так. Это потому, что раньше тебе всё доставалось просто. По факту твоей должности и принадлежности к роду. Но теперь так не будет. Уж поверь мне.
— Подожди, — произнесла наконец женщина, в чьём голосе апломб немедленно сменился неуверенностью, — тебе же тоже нравилось?!
— Нравилось, — кивнул я, — но что достается даром, как показала практика, совершенно не ценится. Зато чем труднее путь, тем слаще победа. Поэтому, дорогая моя, я теперь скорее член узлом завяжу, чем просто так приду к тебе. А чтобы чуть напомнить, чего ты лишаешься, я покажу тебе это.
Ремень с шорохом покинул своё место на поясе, женское тело, чуть охнув, перевалилось через спинку дивана, оставив пятую точку торчать вверх, а затем, в тишине комнаты раздался первый щелчок.
Через несколько минут мы вышли и пройдя обратно, мимо заинтересованно пялящихся фрейлин, вошли в столовую.
Проводив взглядом молча севшую на своё место Мирославу, я снова занял место во главе стола, и как ни в чем ни бывало спросил, скалясь во все свои тридцать два зуба, — А не выпить ли нам ещё, дорогие дамы?
— И за что будем пить? — уточнила Марина.
— Конечно за любовь! — поднял я бокал, после чего, взглянув на ровно-ровно сидевшую на стуле Гиржовскую, добавил, — и взаимопонимание!
* * *
Минут через пять, когда великий князь с одной из своих женщин покинул комнату, дверца стоявшего там шкафа с легким скрипом отворилась и оттуда медленно, утирая обильно текший пот, вылез Сергеич и ещё раз вспомнив увиденное в щёлку действо, пробормотал, — Он не человек, он дьявола. Чтобы творить такое, такое… Но как же он её ремнём!..