— Я думала о том, что хочу тебя поцеловать, — выдохнули ее губы сами собой, без участия мозга.
И правильно, зачем ей вообще этот мозг. Ну, его, право слово!
— А хмурилась почему? — продолжил допытываться трубочист. — Что плохого в твоем желании?
— А хорошего, что? — задала она встречный вопрос.
— Поясни.
Мишель усмехнулась. Это она охотно, пояснит ему, если он в самом деле, не понимает. А он, похоже, и правда не понимает. Мужчина, что с него взять.
— Сначала поцеловать, потом остаться на несколько дней, — начала перечислять. — Следом завтрак приготовить, рубашку погладить.
— И что?
— Вот так незаметно, незаметно и все.
— Все? — переспросил мужчина.
— Все, — вздохнула Мишель. — Влюблюсь.
— Это очень плохо?
— Это просто катастрофа.
Он проследил, как Мишель допила очередную порцию глинтвейна, забрал стакан, поправил на ней шапку с шарфом и сказал:
— Да, катастрофа.
Сказал серьезно, без тени улыбки на лице, и Мишель из какого-то дурацкого чувства противоречия чуть не выпалила: а чего это?! Но сдержалась и ничего не сказала. Потому что Михаэль прав, и она права. Нельзя влюбляться в этого мужчину. Очень много против этого чувства, и прежде всего, место жительства.
Мишель считала себя достаточно серьезным человеком, что бы не понимать: даже если их чувства будут взаимны, ничего из этого не получится. Ее дом в Москве, его в Таллинне, и вряд ли кто-либо из них захочет что-либо изменить. Жизнь сложилась и начинать все заново на новом месте …. Нет, это не для нее.
— Но пока же ничего плохого не случилось, — голос Михаэля вклинился в ее невеселые думы. — Может быть, не стоит огорчаться заранее?
«А вот это правильно», — решила Мишель и ответила:
— Давай не будем об этом, хорошо?
— Может быть, еще глинтвейна? — провокационного предложил Михаэль, резко меняя тему.
Глинтвейна хотелось, но Мишель понимала, что ей, пожалуй, достаточно.
— Увы, — вздохнула она, — вынуждена отказаться. Иначе тебе придется нести меня на руках.
— Могу и отнести.
Она посмотрела на мужчину. Да, этот может. И дело даже в не том, что высок и физически силен. Просто сразу видно — мужик.
Готовый принимать решения и нести ответственность за свои поступки. Дело ведь не в глинтвейне. Что глинтвейн, тьфу, ерунда. Дело в том ощущении защищенности, что возникало у Мишель, когда трубочист был рядом.
С Виннером такого не было. С Павлом они были партнерами. Все пополам — горе и радость. И Мишель это вполне устраивало. Раньше устраивало. До того, как выяснилось, что у Павла были свои, личные радости.
Глядя на Михаэля, сразу было видно: он, не задумываясь, возьмёт все горе себе, оставив женщине только радость. Такие как он искренне считают, что женщина имеет право быть слабой, а мужчина это прежде всего защитник.