– С деньгами как? Не обижают? – отхлебнув холодненького спрашивает Шувалов.
– Оклады и премии как обычно. А за первенство – пятнадцать тысяч… Три раза за четыре года. В этом году тоже возьмём. – бахвалится раскрасневшийся Гринин. Потом придвигается поближе и тихонько спрашивает: – А слыхали, как меня собака Геринга охраняла?
Крутим головами. Довольный армеец начинает рассказ:
– Ваш Василий Иосифович меня два дня на своей даче продержал. Всё уговаривал из ЦДКА к вам уйти. Собаку трофейную приставил охранять. Здоровенная скажу вам фашистская псина. (передёргивается, улыбаясь). Еле убежал через окно.
– Собаке досталось, наверное?
– Ну, не знаю. Генерал только подчинённым в пятак даёт… Животных жалеет.
Гринин отхлёбывает и продолжает:
– А про Бобра и маршала слышали? Ну так, Сёва, ходок по бабам ещё тот. К жене одного маршала ночью в спальню лазил, а муж-дедок усёк. Из пистолета в Бобра стрелял. Не попал… Это что?! Вот у Никанора, воротчика нашего жена чистая ехидна. Так на базе в Ленинских горах орёт на него, что у соседей уши закладывает. Аркадьев же разрешил жёнам с игроками на базе жить. Чтобы, значит, присматривали. Только не за всеми уследишь. Некоторые вот хитрые насчёт нажраться. Дёмина даже Мартышкиным прозвали. Нажрётся и хулиганит, но одиннадцатый номер от бога.
Напарившись, одеваемся. У Гринина традиционная модная кепочка. Заметив немой вопрос Шувалова, отвечает:
– У мастера в Столешниковом шьют… И нашим, и динамовцам. Там ещё вывеска «Кепи». Ну, что по соточке?
«Малопьющий» поддерживает, а я направляюсь в гараж местного дорожного треста.
На воротах дедок в штопанной гимнастёрке мне объясняет:
– Наська? Да вон проехала… Машину-санитарку таперича сдаст, и до свидания… На войну поедет. Дожили… Такие девки… Ей детёв рожать, а она…
Подхожу к машине. Настя уставилась на меня через стекло, не ждала, наверное. Я улыбаюсь, а она слезу собралась пустить. А ещё коммунизм едет устанавливать…
Пошли с ней искать комнату. Нашли быстро. Баба Дуся ждала курортников с мая месяца, поэтому мы выбрали лучшую комнату. В оплату входило трехразовое питание, быстро поужинав молоком с хлебом, мы удалились к себе.
За семьдесят лет я, как мне казалось, научился обращаться с женщинами. Настраивался на их волну, предугадывал желания. Настя, уверен, тоже знала, как обращаться с мужчинами. Но, мы почти весь вечер просидели держась за руку. Разговаривали, смеялись. Как только я пытался её обнять или поцеловать, она опускала глаза и шептала:
– Слишком светло…
В конце концов я повесил на окно пододеяльник, проверил закрытую дверь и в полутьме подошёл к своей пассии. Она безропотно встала, посмотрела мне в глаза и кивнула. До утра мы несколько раз пытались заснуть, но простое прикосновение вновь разжигало желание. Я вновь и вновь, как обнимает морская волна прибрежный камень, заключал её в объятия, шептал нежные слова и начинал обычные в этих случаях действа. Только вот в чём проблема – у обеих чуть ли не синхронно срывало крышу. Через какое-то время мы, запыхавшись, приходили в себя. И даже засыпали. Но, одно неосторожное движение, и всё повторялось вновь.