Два дня пришлось потратить на исправление повреждений. Все оборудование, оказавшееся на другой стороне, перенесли через трещину, в том числе психрометрическую мачту, термометры, палатку, и установили его на новом месте. Нельзя было только вытащить вмороженные в лед на разных глубинах дистанционные электротермометры и обычные термистеры. Выкалывать их изо льда было опасно. Сняли только большую палатку, а на ее место поставили маленькую — датскую. Работы очень затрудняет сильный порывистый ветер с метелью, который бушует уже вторые сутки.
В каждой научной группе идет напряженная работа. В моей ледоисследовательской группе сейчас шесть человек. Кажется, не так уж мало, но мы с трудом успеваем выполнять все наблюдения. После очередных наблюдений за температурой льда, воздуха и скоростью ветра на нескольких горизонтах я пошел помогать Черепанову подготавливать к фотографированию выпиленные из шурфа образцы льда. Для исследования физико-механических свойств и структуры льда выпиливались образцы по всей его толще с каждого горизонта льда. Это очень тяжелая и трудоемкая работа. Вырубка шурфа длится уже много дней. Черепанов тщательно шлифует одну из стенок шурфа и сантиметр за сантиметром изучает строение льда, как заправский петрограф. Затем полезли вдвоем в шурф очищать его от снега и углублять. Удалось врубиться в лед на глубину 2,6 метра. Сколько еще можно углубляться? Где вода? Очень важно не пробить лед насквозь, не то хлынет вода, затопит шурф и вся работа пойдет насмарку, не говоря уже о том, что это опасно для работающих. Поэтому после обеда Николаев пробурил контрольную скважину рядом с шурфом. Толщина льда оказалась 3,6 метра. Значит, можно спокойно углублять шурф дальше.
Капризна погода в Арктике! К вечеру выглянуло солнце, стало тепло, и приятно работать на воздухе, а это так редко здесь бывает. Даже вертолетчики после длительного вынужденного бездействия из-за непогоды вылетели на разведку окружающих льдов и сделали аэрофотосъемку. Льды вокруг сильно переторошены. Не удалось обнаружить и посадочную площадку, на которую садился наш самолет. Она находилась в 12 километрах от лагеря. Должно быть, ее смяло или далеко унесло. До 2 часов ночи вертолет разыскивал площадку, пригодную для приема самолетов, но тщетно.
Наступила тихая ясная ночь. Втроем — Назинцев, Черепанов и я — отправились на лыжах полюбоваться видом свежих торосов. Из лагеря не доносилось ни звука. Все в природе величаво, торжественно: полная тишина, прозрачность воздуха, блеск льдов. Солнце словно дремлет у самого горизонта среди быстро бегущих белых облаков. Кругом хаос из всторошенных льдин. В тишине то здесь, то там возникает чуть слышный хрустальный перезвон падающих с вершин торосов и рассыпаюйщхся от удара комьев мерзлого хрупкого снега. Из-за низкого солнца от вздыбленных торосов тянутся длинные черные тени, резко оттеняя их причудливые грани.