Что, по ее мнению, как нельзя больше соответствовало русскому характеру. Она видела себя в языках этого пламени. Она знала свой народ и знала, что Запад смотрит на него сверху вниз. Так он смотрел в 1812 году и так смотрит сейчас. Разве она этого не чувствовала, учась в Швейцарии и Массачусетсе? Разве не слышала на занятиях по политологии презрительные комментарии о крепостном рабстве, ГУЛАГе и олигархах? Что ж, североамериканцы тоже совершали преступления: геноцид, работорговля. И у них есть собственные олигархи. Значит, так тому и быть. Она и ее предки таили в душе обиды, провоцировавшие их одновременно на бунтарство и фатализм. И одолеть ее народ мог только он сам. Издревле повелось, что именно русские в конце концов покоряли, уничтожали или в результате ломали русских.
Она значительно больше боялась Виктора, чем любого человека, которого только могла встретить на Западе.
Ее мысли, как это теперь часто случалось, перескочили на Сочи и отцовскую дачу. Ее дом в России. Безумие олимпийской стройки по большей части миновало, но вид на горы с юго-западной стороны дома изменился: на расстоянии можно было разглядеть дороги, прорезавшие лес, а зимой, когда выпадал снег, проявлялись горнолыжные трассы. Если бы отец дожил до этих дней, он пришел бы в ужас от такого зрелища. Но вид на восток не изменился, остался таким же пасторальным и первозданным, как в те времена, когда сюда на лето приезжал Сталин. И Елене казалось, что отец, несмотря на разочарование, приспособился бы. Возможно, приучился бы сидеть на террасе с восточной стороны дома, а не с западной и организовал бы свой день так, чтобы любоваться восходами, а не закатами. В Советском Союзе не выживали люди, не умевшие приспосабливаться. В постсоветской стране добивались процветания лишь те, кто обладал даром мимикрии, как хамелеон. Отец этим даром, несомненно, обладал. Но также он был человеком рациональным и дисциплинированным. В том числе поэтому Елена одновременно уважала его и любила.
И он был русским, а значит, никакие заграничные силы не могли его покорить. Единственное в жизни поражение отцу нанесла его русская жена.
Она прочитала послание из Вашингтона дважды, чтобы убедиться, что поняла все правильно. Потом в третий раз.
Ситуация складывалась недвусмысленная. Елену отзывают, ее миссия завершена. В ЦРУ согласны: «Казаки» догадались, что она переметнулась.
Внутри бушевали эмоции — нечто, совершенно Елене не свойственное. Среди них было (признание в этом далось ей болезненно — ей нравилось верить, что она выше какого-то заурядного страха) чувство облегчения, поскольку она являла собой доказательство того, насколько жесток Виктор со своими врагами. Она знала, какая тень над ней нависла. А еще ее угнетало чувство стыда, потому что она оказалась неудачницей. Она подвела своего работодателя, но что важнее — подвела отца. Ведь все это она делала, чтобы поиметь Виктора.