Противостоять этому словесному ниагарскому водопаду было практически невозможно. Вроде бы два человека сидели в маленькой комнате и спокойно беседовали на разные темы. В такой ситуации не отвечать на вопрос собеседника как-то становилось некомфортно и грубо. И вдруг после какого-то невинного вопроса у Соколова выскакивало: «Так ты уже тогда начал писать свой пасквиль?» — и инерция разговора тянула в дальнейшие разъяснения. Делать этого было ни в коем случае нельзя.
В то время в Москве было популярным «пособие» «Как вести себя на допросе», написанное диссидентом Владимиром Альбрехтом. Это ценная книга, которая и сегодня должна быть настольной у каждого гражданина Российской Федерации — от министра до сантехника. Я прочитал ее до середины, пока не понял, что 90 % всех правильных советов имели ценность только в столицах. Там чекисты имитировали западный стиль. В провинции при слишком частом упоминании законов, и особенно Конституции, они злились и быстро сталкивали дискурс на другие уровни, где никаких конституций не существовало.
Так что лучший способ ничего вредного о себе не рассказать и не дать зацепок был не говорить вообще. Благо, закон это позволял.
По этим рельсам я и продолжал двигаться. Я заранее предупредил Соколова, что независимо от того, что скажу — или, вернее, оговорюсь, — подписывать протокола не буду, так что юридической силы эти оговорки не имеют. Тем не менее для него имел значение не только протокол, но была важна и сама информация, которую он из меня по крохам вытягивал.
Соколова от Иновлоцкого сильно отличал круг задаваемых вопросов. Если Иновлоцкий не выходил за рамки уголовного дела — что писал, что и кому давал читать, — то Соколова в первую очередь интересовали люди. С кем я был знаком, с кем дружил, от кого получал литературу — пусть последнее он и формулировал достаточно целомудренно.
Больше всего Соколова, однако, интересовала тема знакомства с московскими диссидентами. Одним из первых вопросов Соколова было: «С кем из московских диссидентов вы знакомы?» (По этому поводу он даже перешел на «вы».) Я схитрил — было интересно, что в КГБ знают о московских контактах, — и попросил уточнить, кто такой диссидент:
— Это все-таки не ученая степень и не воинское звание.
Соколов поддался на уловку и сказал: «Знакомы ли вы с Петром Якиром?» Он назвал еще дочь Петра, Ирину, и вскоре арестованного Славу Бахмина. Уже получив отказ отвечать, Соколов понял свой просчет и сменил тему. Тем не менее позднее упоминались имена Ирины Гривниной и Александра Подрабинека, с которыми я не был знаком. Стало ясно, что информацию Соколов черпал из местных источников, а московские чекисты держали провинциальных сослуживцев в темноте. Было бы странным, если бы в СССР, где нигде ничего правильно не работало, что-то работало хоть здесь.