В качестве второго наказания применяется средство под названием аминазин. <…> От него пациент чувствует отупение, сонливость, он может спать несколько суток подряд. Если такое средство применяется как система, то пациент может спать в течение всего срока его употребления.
Третьей мерой наказания была, как у нас называлось, укрутка. Это — использование влажной парусины, которой обматывался пациент от пяток до головы. Обматывался настолько плотно, что ему было трудно дышать. Когда эта парусина начинала сохнуть, она садилась, сжималась и человек чувствовал себя еще хуже[20].
Все, что рассказал Буковский, было правдой, и к тому времени — шесть лет отделяли его пребывание в СПБ от интервью CBS — уже не всей правдой.
В начале 1960-х, видимо, даже сами проектировщики СПБ еще не сознавали потенциальных способностей своего творения — противоестественного гибрида тюрьмы Синг-Синг и Бедлама. Однако появлялись все новые и новые медикаменты, которые изобретались для лечения больного мозга, а также могли оказывать сильное влияние и на мозг здоровый. Эти медикаменты легко разрушали волю, память, интеллект и к тому же имели физически болезненные побочные эффекты. Примитивная триада — сульфозин, аминазин, укрутка — отошла на второй план, освободив место длинному ряду новоизобретенных нейролептиков. Все они немедленно брались на вооружение в СПБ и в обычных психбольницах для борьбы с инакомыслящими. С конца 1960-х политическая медицина в СССР стала медициной пыточной.
С середины 1970-х стало известно и об этом — от уехавших на Запад Файнберга и Горбаневской.
В 1977 году генерал Григоренко добровольно выехал в США для проведения операции — и был немедленно лишен советского гражданства.
Файнберг, Григоренко, Горбаневская и некоторые другие уехавшие на Запад диссиденты прошли обследование у западных психиатров. Никто из врачей ни в одной стране не обнаружил ни в их поведении, ни в образе мыслей требующих лечения патологий. Однако от того, что они рассказывали про условия в СПБ, у их слушателей волосы на голове вставали дыбом. Кампания против политической психиатрии стала набирать обороты на Западе.
Как стало известно из архивов уже в 1990-е, у советских психиатров и непосредственно в Политбюро это вызвало серьезную нервозность. Члены Политбюро неоднократно обсуждали документы с заголовками типа «Об инспирируемой на Западе антисоветской кампании против „использования в СССР психиатрии в политических целях“» (1976 г.), «О плане мероприятий по разоблачению антисоветской клеветнической кампании по поводу т. наз. „политических злоупотреблений" в психиатрии» (1978 г.) и т. д.