Голос я узнал, но самого Багратиона разглядел не сразу, хоть его утопающая в полумраке обитель и не отличалась солидными размерами. Скорее наоборот — оказалась неожиданно скромной для чина второго класса. Письменный стол — огромный, чуть ли не на половину кабинета, пара кресел для посетителей, узкий диван у стены, полка с документами, сейф и еще одна дверь в углу. Возможно, ведущая в куда более просторные покои: почти наверняка Багратиону порой приходилось засиживаться допоздна — а то и вовсе ночевать на службе.
Неудивительно, что при такой жизни он в свои неполные сорок пять так и не обзавелся семьей, хоть и считался одним из самых завидных столичных женихов. Наследник древнего и богатого рода грузинских князей, потомок героя Смоленской битвы, действительный тайный советник, могущественный Одаренный, истинный слуга государыни Императрицы, блестящий кавалер… пресса разной степени желтизны приписывала Багратиону великое множество романов — и порой весьма сомнительных.
Меня интересовал только один.
Но если Багратион и правда приходился мне отцом, да еще и знал об этом, внешне это не отражалось никак. Он сидел напротив меня в рабочем кресле и что-то писал. Приглядываться я, понятное дело, не стал, но почему сразу понял: документ вполне мог бы и подождать. Видимо, светлейший князь просто решил проучить меня за нарушение субординации.
Пришлось потерпеть— к счастью, недолго. Закончив писать, Багратион сложил бумагу пополам, убрал в ящик стола — и тут же достал оттуда какой-то сверток.
— Ситуация у тебя… скажем так, неоднозначная, — задумчиво проговорил он. — Так что торжественную часть мы, пожалуй, пропустим.
— Что это?
Я с опаской скосился на лежавший прямо передо мной кусок матовой ткани — то ли черной, то ли темно-синей — сложенный в несколько раз. Сверток не казался большим, но, судя по всему, содержал что-то весьма важное.
— Можешь взять и посмотреть, — улыбнулся Багратион. — Это теперь твое. И оно не кусается… и не взрывается.
Как пожелаете, ваша светлость.
Возражать я не стал — протянул руку, взял загадочный подарок и развернул. Почти наверняка самой значимой частью содержимого была сложенная вдвое бумага с гербовой печатью, но в первую очередь внимание я обратил вовсе не на нее.
А на оружие. Впрочем, кинжал в черных ножнах — на ум тут же пришло слово «кортик» — таковым, скорее всего, не являлся. Слишком уж он был изящный, миниатюрный и богато отделанный — едва ли кто-то стал бы использовать такую красоту для банальной поножовщины. Навершие рукояти — кажется, из слоновой кости — украшал красный с золотом крест, от которого к гарде вытягивалась надпись «За храбрость». Небольшая лента на ножнах — красная с желтыми полосами по бокам — почти повторяла цвета креста и, похоже, подразумевала с ним единое целое.