Мама и Папа говорил уверенно и изящно — будто читал по бумажке. Наверное, первокурсники каждый год донимали его подобными вопросами, и ротный уже успел выучить правильные ответы наизусть.
— Таким образом, — закончил он, — основой Российской Императорской армии всегда был, есть и остается человек. Простой солдат или командир. Который — уж ты мне поверь, юнкер Бецкий — порой куда важнее и родовой магии, и самого продвинутого вооружения.
— Как генерал Куракин?
От неожиданности я едва не подпрыгнул. Чингачгук вообще нечасто говорил — а уж что-то такое я слышал от него, пожалуй, впервые. Но “красного” юнкера, похоже, всерьез заинтересовала личность легендарного генерала.
— Это ты с чего вдруг спросил?
Мама и Папа поморщился, будто его вдруг накрыл приступ зубной боли. Не знаю, часто ли будущие офицеры хотели узнать что-то подобное, но на этот раз готового и красивого ответа у ротного явно не имелось.
— Да так. — Чингачгук неопределенно пожал плечами. — Всякое рассказывают… ваше высокоблагородие.
— Всякое, — вздохнул Мама и Папа. — Тебя что-то конкретное интересует?
— Правда, что в двадцать пятом году Куракин чуть не дошел прямо до Стамбула?
— Нет… Конечно же, нет. Все-таки официально война так и не была объявлена. — Мама и Папа поморщился и полез рукой под плащ-палатку — кажется, за папиросами. — Османы нарушили границу, стянули войска. Куракин встретил чуть ли не целую армию, имея меньше четырех тысяч человек и два десятка единиц полковой артиллерии. И не только удержал позицию, но и перешел в наступление. А когда получил подкрепление — занял плацдарм у побережья. Сотни километров, которые тогда еще считались спорными.
— А потом? — тихо спросил Богдан.
— Потом из столицы пришел приказ отступать. — Мама и Папа пожал плечами. — И Куракин его проигнорировал. Из-за ошибок османских генералов в его руки попала не только удобная позиция, но и несколько батарей со снарядами… Английские пушки — тогда чуть ли не лучшие в мире.
— Я бы тоже не отступил! — Богдан сердито стукнул прикладом о землю. — Тогда ведь можно было выиграть войну… Сколько там вообще оставалось до Стамбула? Километров сто?
— Чуть больше трехсот. — Мама и Папа улыбнулся одними уголками губ. — Но Россия войну так и не объявила. Куракина арестовали и освободили от командования… конечно же.
— Его судили? — спросил Чингачгук.
— Нет. Суда не было. Солдаты настолько любили своего командира, что в штабе испугались бунта. — Мама и Папа нахмурился — похоже, сообразил, что сболтнул лишнего — но все-таки продолжил: — Куракина разжаловали в капитаны и сослали на север. Там он все-таки дослужился до генерала, но блестящая военная карьера для него закончилась… как вы понимаете.