— А мог бы стать фельдмаршалом… Все равно зря воевали, — проворчал кто-то за спиной. — Тогда все османам вернули — мне дед рассказывал.
— Вернули? — Богдан выпучил глаза. — Да как так то? Правда, ваше высокоблагородие?
— Правда. — Мама и Папа покачал головой. — И после этого в войсках очень долго говорили, что дипломаты из министерства — прошу меня извинить — просрали победу, которую добыли русские штыки.
Да уж. Вот тебе и заговорщик Куракин. Судя по рассказу ротного — личность калибра деда и Багратиона, если не круче. Настоящий командир, герой — и такая незавидная судьба. Неудивительно, что он затаил злобу на целых сорок с лишним лет.
Только при чем здесь моя семья?!
На этот вопрос ротный мне бы уж точно не ответил. И я даже не был уверен, что стоит задавать другой… но все-таки задал.
— Ваше высокоблагородие… Валерий Павлович. — Я чуть понизил голос и закончил почти шепотом. — А вот вы — как бы вы поступили на месте Куракина?
— Я? — Мама и Папа огляделся по сторонам, будто где-то неподалеку мог быть кто-то кроме целого взвода измученных и продрогших юнкеров. — Честно — а хрен его знает, ребята.
— Господа офицеры и благородные подпоручики… попрошу минутку вашего внимания.
Подольский — дядька Богдана — говорил чуть менее разборчиво, чем обычно. И выбирался из-за стола не так уж ловко. По моим расчетам он должен был свалиться где часа полтора назад — но так и не свалился. Для человека, который влил в себя астрономическое количество спиртного, господин благородный подпоручик держался на удивление бодро. Видимо, сказывался богатейший опыт подобных мероприятий.
А вот некоторые его товарищи за соседними столиками уже давно клевали носами, а один и вовсе плюхнулся на диван в углу и захрапел так, что слышно было даже сквозь музыку.
— Сегодня наступил особенный день, — продолжил Подольский. — День, который ознаменовал окончание бытия бестолковых сугубцев, лишь по недоразумению считавшихся военными на службе ее императорского величества.
Это мы. Рота первокурсников. Сто юнкеров… точнее, уже восемьдесят четыре. Одиннадцать человек вылетели за неуспеваемость, и еще пятеро сбежали сами, не выдержав муштры и цука, который к присяге стал совсем уж лютым. Настолько, что даже Иван пару раз озадачил меня чем-то несложным, но совершенно бессмысленным — видимо, чтобы совсем уж не нарушать местных традиций.
— Но также сегодняшний день ознаменовал рождение целой роты отчетливых юнкеров. — Подольский чуть качнулся — но тут же снова поймал равновесие. — Достойных будущих офицеров…
— И одного краснокожего индейца, — встрял Богдан.