Но нет у них фактов. Ничего не докажут. Легавые берут на глотку и понт, говорил Каленый. Ничего не докажут.
3
Задержанный сидел напротив Неведова, и ни тени растерянности или тревоги не было на его лице. Только недоумение и обида.
«Крепкие нервы, — невольно подумал Неведов, — значит, шок уже прошел, малый успел отдышаться и приготовиться. За руку не схватили, полагает, вывернется».
Выдерживая паузу, Неведов молчал. Закурил. Затем вспомнил о цветах на подоконнике, старательно принялся их поливать. Достал крохотный пакетик с минеральными удобрениями. Оторвал аккуратно уголок. Рассыпал гранулы, похожие на крупу, на ладонь, безошибочно поделил подкормку. Остановился у окна и долго смотрел на улицу.
Все это время задержанный внимательно следил за ним, каждую секунду ожидая, когда Черноволосый заговорит.
В форточку залетела оса, и было слышно, как она билась в стекло, жужжала. Черноволосый все стоял у окна и молчал.
Оса обессилела, ударяясь о стекло, и сейчас медленно ползла вверх, словно крылья уже не могли ей помочь.
Стул скрипнул уже раздраженно, упал с грохотом. Хлопнула торопливо и воровато дверь. Неведов и тут не отреагировал — пауза еще не закончилась. Не уйти Бородатому из милиции. Задержали — баста!
Зазвонил телефон.
Неведов подошел, снял трубку и услышал хрипловатый голос майора Васильева:
— Как подвигаются дела, Николай Иванович? Почему не докладываешь о задержании? — Васильев говорил сердито. — Чего молчишь? Арестованный гуляет по отделению милиции, а начальник уголовного розыска молчит. Войтов за тебя доложил. Ты меня слышишь?
— Слышу, — сказал тихо Неведов, глядя на приоткрывшуюся дверь, — я вам перезвоню.
Тут же раздались короткие гудки. Васильев всегда разговор заканчивал первым.
Неведов сел к столу и стал писать рапорт о задержании.
Графолин вошел, остановился посреди кабинета.
— Стул поднимите, — сказал Неведов, продолжая писать, — и садитесь. Я вас слушаю.
Задержанный не двинулся с места.
— Я вас слушаю, — повторил Неведов, — не хотите говорить, берите бумагу и пишите.
— О чем же писать?! — зло и с издевкой крикнул Графолин. — Я не понимаю, почему меня сюда привели, да еще не желают говорить.
— Это вы должны говорить, — заметил Неведов, — рассказывать все чистосердечно.
— Что чистосердечно?! — перебил Графолин. — В чем меня обвиняют? В чем? Схватили в магазине и увели!
— Но ведь так просто не задерживает милиция, — Неведов говорил так, словно сообщал что-то важное по секрету, — неужели вам надо объяснять то, что вы прекрасно знаете, но не хотите в том признаться?
— Загадками говорите.