Кроме политики (Толстых) - страница 66

Кто не учёный, не поэт,
А обдурил весь белый свет?
Кого в притонах узнают?
Скажите, как его зовут?
Шон!
(тутутутУту)
О'!
(тутутутУту)
Ки!
(тутутутУту)
Ни!
(тутутутУту)
Шон—О'—Ки—Ни!
На голове его кепарь,
(ту тУтуту тУтуту — ту тУтуту тУтуту)
Но выглядит он как дикарь.
(ту тУтуту тУтуту — ту тУтуту тУтуту)
Народу он покажет нос
И доведёт друзей до слёз,
Он очень скоро будет тут.
Скажите, как его зовут?
Шон!
(тутутутУту)
О'!
(тутутутУту)
Ки!
(тутутутУту)
Ни!
(тутутутУту)
Шон—О'—Ки—Ни!
Он окружён чужой толпой.
(ту тУтуту тУтуту — ту тУтуту тУтуту)
Он безнадёжен, он тупой.
(ту тУтуту тУтуту — ту тУтуту тУтуту)
В его саду бьёт грязи ключ,
И потому он так вонюч.
Все жулики о нём поют.
Скажите, как его зовут?
Шон!
(тутутутУту)
О'!
(тутутутУту)
Ки!
(тутутутУту)
Ни!
(тутутутУту)
Шон—О'—Ки—Ни!

Замучившийся Юрий чуть не плюнул:

— Оригинальности не хватает. Спародировать «Бу—ра—ти—но» с похожим именем на злободневную тему, мне кажется, очевидный ход.

— Что же вам всё не нравится. Перейдёте под моё наставничество, быстро научитесь не прекословить. В наказание новая песня.

Если долго-долго-долго,
Если долго по тропинке,
Если долго по дорожке
Топать, ехать и бежать,
То, пожалуй, то конечно,
То наверно-верно-верно,
То возможно-можно-можно,
Можно к Киеву прийти.
Аааааа А! В Киеве враки вот такой ширины.
Аааааа А! В Киеве воры вот такой вышины.
Аааааа А! Правосеки-обормоты.
Аааааа А! Бандитьё-мордовороты.
Аааааа А! И Зеленский-попугай.
Аааааа А! И Зеленский-попугай.

— Не знаю, откуда Кенни берёт идеи для своих связей, но он скорешился с Еленой Шишкиной и ей подобными. Слушаем дальше. Здесь задача стояла сложнее. Надо было имитировать голосок Клары Румяновой.

— Причём здесь она?

Я был когда-то странным
Рабочим безымянным,
К которому в бомонде никто не подойдёт.
Теперь я Либерашка,
Мне каждая дурашка
При встрече сразу душу продаёт.
Теперь я Либерашка,
Мне каждая дурашка
При встрече сразу душу продаёт.
Мне не везло сначала,
И даже так бывало,
Ко мне на день рожденья никто не приходил.
Теперь я вместе с Леной,
Я необыкновенный,
Я самый лучший в мире юдофил.

— Всё сходится. Наш с вами Кенни самый настоящий юдофил.

— Почему? Хотелось бы доказательств.

— Очень просто, дурачок вы мой. Не знаю, как обстоят дела с Шишкиной, еврейка ли она, но зато Сергеевский не еврей, он нормальный. По крайней мере, раньше был. Возвращаемся к О'Кини. Он самый хитрый из евреев. Взгляните на его протокольную рожу. По нему Ломброзо плачет.

Что-то знакомое. Юрий краем уха слышал, как альтернативный Ломброзо признал Кенни преступником, из-за чего тот слишком эмоционально реагирует на итальянцев, включая их кухню. Тоже не без греха.