— Да, считаю.
Харитонов вновь с огромной иронией переглянулся с другими членами комиссии.
— Видали? — Еще больше приосанился и добил: — Напрасно. Вам, голубчик, с вашими комиксами не к нам надо поступать, а в Москву, в институт кинематографии. Что скажете?
«А по морде не желаете ли?» — так и подмывало ответить, но Эол сдержался, сосредоточился, собираясь произнести что-то типа: «Нет, я мечтаю у вас учиться, здесь, в родном Горьком», — но обида перехлестнула его, и он металлическим голосом ответил:
— Да сколько угодно!
— Что значит «сколько угодно»?
— А то и значит. Поеду и поступлю. Вам назло. Дайте мне сюда мои рисунки!
Он схватил свою стопку, выпрямился перед комиссией:
— Вы еще обо мне услышите. Еще пожалеете!
Решительно зашагал к выходу.
— Видали молодца? — усмехнулся Харитонов. — А что, мне такие нравятся. Энергия, освобожденная Лениным! Вернитесь, еще поговорим!
Уже в дверях Эол оскорбленно оглянулся:
— Не о чем мне с вами разговаривать. Не хочу я, чтобы так все начиналось. Ауфидерзейн!
И поехал в Москву...
— Люблю людей с необычными именами, — мурлыкал Герасимов, рассматривая незримовские комиксы. — Эол — в честь бога ветра?
— В честь, — кивнул Незримов, с радостью видя, что он и рисунки нравятся выдающемуся кинорежиссеру. И его прославленной жене, сидящей рядом.
— Стало быть, потомок богов? Чей там он сын был? Зевса?
— Посейдона, — поправила мужа Макарова.
— Бога морей. Стало быть, Эол Посейдонович, — с ласковой усмешкой проговорил Герасимов, продолжая листать рисунки.
— Это он, а я — Федорович, — не захотел быть Посейдоновичем абитуриент ВГИКа.
— Ух ты, — остановился Герасимов на очередном рисунке. — Это что же, кукла взорвалась?
— Взорвалась.
— Девушка погибла?
— К сожалению.
— Такое бывало там?
— Бывало.
— А откуда такие познания в той войне?
— Брат отца на Карельском перешейке сражался. Младший. Много рассказывал. Когда финны отступали, оставляли красивые игрушки, заминированные. Многие по неосторожности погибали. Особенно девушки.
— Это сюжет, — сказала Макарова. — Ну что, Сергей Аполлинариевич, возьмем волгаря? По-моему, симпатичный паренек.
— Симпатичный паренек это не профессия, — строго ответил Герасимов. — А вот талант, мне кажется, у него есть. А скажите, Эол Федорович, знаете ли вы такое стихотворение: «Мне жалко той судьбы далекой, как будто мертвый, одинокий, как будто это я лежу. Примерзший, маленький, убитый на той войне незнаменитой, забытый, маленький лежу»?
— Сергей Аполлинариевич, не мучайте ребенка!
— Отчего же, я знаю этот стих. Его Твардовский сочинил, — в самое яблочко выстрелил Незримов, понимая, что теперь уж его точно возьмут эти прославленные на всю страну, на весь мир люди. Примут на свой второй набор.