Приехавшему Днепрову хирурги жалуются на то, что каждый второй раненый — от разрывных пуль, запрещенных во всем мире, их можно применять только для уничтожения самолетов. Днепров говорит, что во время прошлой войны немцы начали было их применять, но под запретом перестали и продали финнам. Якобы финским охотникам, чтобы охотиться на крупного зверя. Лига Наций исключила СССР за то, что мы решили отодвинуть нашу границу от Ленинграда, а про то, что финны используют запрещенные пули, ни слова! Двойные стандарты.
Шилов возвращается в операционную. Снаружи он входит в палатку в подмосковном январе, а внутри палатки оказывается уже на «Мосфильме» в июле. Оперирует вместе с Мезгирёвым, Лебединской и Булавкиной. С операционного стола уносят одного раненого и тотчас приносят и кладут следующего. И вновь с чудовищными последствиями ранения разрывной пулей.
Марта Валерьевна вспомнила, как лет десять назад они спорили по поводу этих операций.
— Чистоплюйство! — говорил Эол Федорович. — Я сто раз наблюдал, как работает Григорий Терентьевич. В этом есть особая красота, когда чему-то безобразному, разорванному хирург возвращает изначальность.
— И сколько зрителей способны, как ты, выдержать такое зрелище и увидеть красоту, а не отвернуться? Или еще хуже — убежать из зрительного зала. Даже в кодексе Хейса категорически запрещено снимать хирургические операции иначе, нежели со стороны, а не в подробностях.
— А то я кодекс Хейса не читал! Там много чего запрещено. Только этот дремучий кодекс лет семьдесят никто не соблюдает.
— А я бы его вернула. Чтобы никаких постельных сцен. И даже поцелуи лишь в исключительных случаях.
— Глупости. Орден иезуитов!
— Вот ты же ни разу не заставил меня целоваться в кадре с кем-нибудь. Тебе это было бы неприятно. А думаешь, легко жены и мужья смиряются с издержками актерской профессии, когда их благоверные целуются или, того хуже, совокупляются на экране? Или даже лишь изображают трахен-махен.
— Душа моя, неужто ты думаешь, мне есть дело до актеров? Они заведомо идут на то, что им придется в кадре вытворять штуки. М-да... Которые могут не понравиться мужьям и женам.
— И это плохо. Я считаю, муж Аньки Ковальчук правильно сделал, что бросил ее, когда она голой Маргаритой у Бортко снималась.
— Унылое Средневековье.
— А чего же ты сам никаких эротических сцен не использовал?
— Был бы помоложе... А сейчас скажут, «бес в ребро». Что я, не знаю весь наш город Ретроград?
— Пожалуйста, не говори глупостей, уши вянут! Был бы он помоложе... Да кто бы тебе позволил!
Кодекс Хейса... Молодцы в свое время были американцы. Даже кровь почти нельзя было показывать на экране, а сейчас она водопадами льется. У нас тоже бывали заскоки. Гримерша, работавшая у Эола, рассказывала, что когда Элем Климов снимал «Иди и смотри», он для какой-то там вящей достоверности приказал использовать настоящую кровь, и ее собирали по белорусским больницам, а потом все изнемогали от вони и мушиных эскадрилий.