Ночь была очень теплой и предвещала жаркое лето. Войцеховский подсчитал дневную выручку и как раз закрывал ставни от комаров, когда увидел свет автомобильных фар у ворот своего заведения, над которыми виднелась вывеска «Летний цирк и луна-парк „Эль Дорадо“. Ф. Войцеховский и Ст. Шмидт». Вышел на улицу и подошел к ограде. Фары погасли, хлопнули дверцы, и перед воротами появился тот, кого директор так уважал — комиссар Эдвард Попельский.
— Добрый вечер, дорогой директор! — крикнул полицейский. — Можно вас кое о чем попросить?
— Да конечно, дорогой пан комиссар. — Войцеховский сердечно поздоровался с ночным гостем. — К вашим услугам, пан комиссар! Добрый вечер! Добрый вечер!
— Здесь со мной есть кое-кто, директор, — Попельский наклонился к хозяину, — и я хотел бы, чтобы вы им сейчас занялись.
Прошептал ему на ухо свою просьбу, поминутно оглядываясь на авто, в котором угадывались две темные фигуры, едва различимые в свете фонаря над воротами.
Директор несколько раз безропотно кивнул головой, однако не смог скрыть удивления и некоторой брезгливости, которые появились на его физиономии.
Попельский подошел к автомобилю и открыл все дверцы.
— Вылезай, Гарига. Я сниму наручники, когда выйдешь на улицу.
Часть сиденья со стороны пассажира освободил седоватый человек. Он стал вплотную к дверце. Дальше отойти не мог. Запястье его левой руки был приковано наручниками к перегородке окна машины. Сквозь эти самые дверцы силился вылезти парень.
— А ты куда?! — рявкнул на него Попельский. — Выходи с другой стороны!
— Выйди там, Стасю. — Гарига показал рукой на дверь кабины со стороны шофера и холодно взглянул на полицейского. — Пожалуйста, не кричите на моего сына, он и так понимает.
Попельский подошел к парню и дернул его за воротник. Внезапность этого движения и его сила были настолько большими, что Стасьо едва не упал. Второй рукой Попельский схватил его за пояс брюк и, как искусный вышибала, затащил его за ворота. Крепко держа парня, Попельский обернулся к отцу. Гарига орал и лепетал что-то непонятное. Бросался всем телом на дверь и чуть не выломал ее. Потом сделал это во второй раз, но уже с меньшей силой. Зашипел от боли. Его запястье явно пострадало от этих резких движений.
— Отдай мне сына, ты, бандит! — проговорил он наконец.
— Кто такой Ирод? — выкрикнул Попельский, крепко держа парня. — Говори, кого ты прикрываешь? Того, что поломал ребенку ноги киркой?! Извращенца, который тупым ножом тыкал кожу мальчика, вытачивая из него кровь?! Ты, отец несчастного ребенка, и ты еще колеблешься?! У тебя еще есть шанс! Потому что за минуту твое больной щенок окажется среди уродов!