.
Ханасувна издала резкий крик, после чего ее телом затряс озноб. Ее опекуны потеряли на секунду равновесие. Девочка чуть не выпала у них из рук. Она прятала голову в плечи и закрывала руками уши.
— Я не хочу его слушать! — заорал дико Левицкий.
Разразилась адская какофония. Если бы сейчас девочка упала с лестницы, если бы вырвался из нее крик преждевременных болезненных схваток или если бы какая-то ее кость треснула, то и так никто бы этого не услышал.
Все заглушил звериный хриплый рык.
Это не она рычала, а ее отец. Это не был рык ярости, а вой торжества. Зигмунт Ханас закончил свой крестовый поход поиском виновного.
Спустя несколько секунд преторианец Сташек напал на Попельского.
Спустя несколько минут приведенный в сознание доктор Густав Левицкий покинул заседание подвального трибунала, а внутренний карман его пиджака оттягивало награда за предоставление Ханасу насильника — конверт, наполненный новенькими банкнотами.
Несколько четверти часа спустя Попельский лежал в прачечной со сломанной рукой, которую судорожно прижимал к боку, и цепью, оплетенной вокруг шеи.
Через час в подвале дома на Погулянке оказалась Леокадия.
Попельский несколько раз в своей полицейской жизни боролся с различными противниками — мнимыми на тренингах, а подлинными в темных львовских переулках. Уроки бокса, которые были обязательным элементом подготовки полицейских в волынских Сарнах, доставляли ему изначально проблемы, а инстинкт борьбы его подводил разочаровывал. Старый боксер и цирковой атлет Вацлав Ярош, который был его тренером, сказал ему однажды: «Хороший боксер как зверь — опирается на инстинкт, посредственный боксер должен полагаться только на холодный расчет, а кто не имеет инстинкта и холодной головы, тот получает в задницу». Попельский принял эти слова близко к сердцу. Лишенный инстинкта борьбы, который бы ему позволял эффективную и быструю реакцию, он решил стать хотя бы посредственным боксером. Долго и кропотливо учился укрощать свои эмоции, используя уклоны и метод «считать до десяти». В конце концов ему это удалось. Хладнокровие не покидало его в бою почти никогда, разве что в схватке сопровождал какой-то элемент неожиданный и иррациональный, на который не имел влияния.
На свою болезнь — светочувствительную эпилепсию — Попельский, конечно, имел некоторое влияние, но это влияние было печально и парадоксально. Мог поскольку всегда и везде вызвать у себя приступ болезни, но предотвратить его умел в очень ограниченной степени. Минимизации риска приступа служило предотвращение рассеянного или мигающего света через постоянное использование темного пенсне.