Вдруг он почувствовал на шее железо.
— Окон не закрываешь, мехес, — раздался зловещий шепот. — А за порогом ведь холод, дождь, ноябрь… — Ставский застыл в ужасе. — Не оборачивайся и ни слова, если тебе дорога жизнь! — услышал он.
Он видел, как охранники в конце коридора берут нищего за плечи и выходят с ним на улицу. Потом он услышал хлюпанье грязи и воды в луже — нищий, скорее всего, в нее приземлился. А потом со двора донеслись глухие удары и стоны. Наконец воцарилась тишина, слегка рассеиваемая песней «Целую вашу руку, мадам», которую какая-то из девушек пустила на граммофоне.
Ставский все еще стоял с железом у головы и смотрел, как двое его охранников, залепленных грязью и с разбитыми головами, втягивались несколькими мужчинами в плащах и шляпах. Один цербер тихо стонал, другой лежал совершенно без чувств. Через некоторое время оба они были связаны и заткнуты кляпами.
— Тихо должно быть здесь, мехес, — стоящий за ним дыхнул чесноком и едкой переваренной водкой. — Ни одна из шлюх не должна даже пикнуть! Скажи им это и запри их на ключ! В одном номере!
Управляющего сильно ударили, и он полетел на рабочий стол. Оглянулся и увидел квадратное опухшее лицо неизвестного ему мужчины.
— Ну, бери ключ! — сказал нападающий. — И закрывай шлюх!
Ставский сделал, что ему приказали. Испуганные и усталые женщины апатично прошли в один из номеров, где руководитель их закрыл. Потом протянул ключ бандиту. Тот вложил его между пальцами и сжал кулак на рукоятке. Между пальцами торчала квадратный наконечник с тремя неровными зубами.
Свободной рукой он толкнул Ставского на кресло у столам, а сам сел на его краю и хрипло отдышался, распространяя вокруг запах чеснока и горилки.
— Сядь и вежливо отвечай на вопросы, потому что тебе этим кастетом, — он указал на ключ, — дам тебе по губам!
— Хорошо. — У перепуганного Ставского глаза выходили из орбит. — Все скажу, что знаю!
Нападающий засунул в рот два пальца и пронзительно свистнул.
В дом вошел высокий мужчина с рукой на перевязи, в темном пенсне и в плаще, накинутом на плечи. Продрался через группу из нескольких мужчин, толпящихся у дверей, чуть не наступил на одного из лежащих охранников, пока наконец не приблизился к столу Ставского. Присел на его край и снял шляпу. Подтянул высоко штанины недавно отглаженных новеньких брюк, чтобы не вытянуть их колен. Он положил шляпу на стол и закурил папиросу. Ставский сразу его узнал. Он называл его «паном 243-15» по номеру телефона, который выдал ему в единственное здесь свое посещение.
— Когда в последний раз был здесь, — мужчина зажег папиросу от дорогой зажигалки, — кто-то записал то, что я сказал некой Анельке. У меня к тебе два вопроса. Первый: кто это записывал? Второй: где запись?