— Я пришлю вам такую журналистку, мой пан, — обещал тогда главный редактор, — которая все, что из вас вытянет. Она способна на самые большие жертвы, мой пан…
— Замужем?
— Ах, вот в чем дело? — пан Ласковницкий рассмеялся.
И что с того, что замужняя, — думал Попельский, глядя на пани Пеховскую, — отчетливо видно, что ей здесь нравится. Она приняла мое приглашение в странное уединенное место, зная, что мы будем тут совершенно одни. Ну дай мне еще какой-то знак, красотка, что ты хочешь того же, что и я.
Пани Казимира Пеховская перестала записывать последний ответ Попельского и посмотрела на него внимательно.
— У меня к вам еще один вопрос, — сказала она тихо и задумчиво. — Наши читатели, а особенно дамы, хотели бы обязательно что-то узнать, как вы справляется с обязанностями повседневной жизни. Отсюда неизбежно был бы вопрос о вашей кузине…
— Я не буду говорить об этом, — пробормотал он.
— Правда? — Журналистка улыбнулась. — Ничего от вас не вытяну? Я умею убеждать…
Попельский посчитал это за знак. Он положил руку на ее колено, а потом передвинул свои подвижные пальцы — выше, по скользкому чулку.
Через некоторое время он осознал, как сильно контрастируют с ее белые ягодицы с его похотливыми чреслами с темной кожей. Лучше было бы для него, если бы пани Пеховская вовсе не улыбалась и была верна своему мужу.
* * *
Почтальон пан Михал Гладыш катился с большой скоростью по улицу Святого Петра и проклинал в мыслях извозчиков, которые везли скорбящих на Лычаковское кладбище, а колеса их колясок брызгали вокруг снежной грязью. Провоцировал последних автомобилистов, которые беспечно въезжали в лужи, не заботясь о том, что прохожие отскакивают перед грязным фонтаном. За последних мерзавцев считал мотоциклистов, которые — в отличие от него, эксплуатирующего служебный велосипед, не могущего выпросить дурацкую цепь — располагали соответствующим водоотталкивающим воду костюмом, защитными очками и хорошо оборудованным ящиком для инструментов. Пан Михал Гладыш был одет в неплотную, старую и дырявую пелерину, которую — к великой радости прохожих, — при большом дождя должен был натягивать на голову, а единственным инструментом, какой у него были с собой, был тяжелый гаечный ключ. Этот предмет почтальон проклинал, кстати, сильнее всего. Вися на ремне на поясе, он болтался на все стороны и болезненно обивал колени едущего. Гладыш обычно из-за этого не брал его с собой и не мог сегодня понять, почему он изменил свой ежедневный обычай.
На высоте кладбищенской стены педали начали тяжело двигаться. Нажал на нее сильнее, но результат был мизерный. Внезапно он услышал скрежет, который возникает при трении металла о металл. Он соскользнул с седла, крепко приложившись о стену. Затормозил левым сапогом, вытирая подошвой тротуар улицы. В конце концов, остановился на обочине, ругаясь вслух. Усмирил нервы мощным плевком в воду, струившуюся по стоку. Он внимательно посмотрел на изъян. Цепь заклинило между колесом и шестерней. Полез туда пальцем. Цепь зажало сильно в своих тисках. Колесо не хотелось снимать. Его нужно было открутить, а по крайней мере, ослабить. Гладыш снял гаечный ключ и приступил к ремонту.