Реки Аида (Краевский) - страница 64

— У меня нет выбора, Лёдзю. — Эдвард потушил папиросу и отставил большую хрустальную пепельницу на низкий китайский столик, на краях которого возвышался пятисантиметровый ажурный барьер. — Я должен найти насильника его дочери. Знаешь, что хуже всего? Что отчасти я его понимаю. Запятнан его дочь, а он, преступник и бывший заключенный, будущий дедушка, быть может, ненормального внука, объявил месть развратнику. Ни Кичалес, ни Желязный ему в этом не помогли… Прочитал этот несчастный интервью со мной в «Новом веке» и пришла в голову идея, что заберет меня дочь и так заставит меня поймать насильника. Я для него бесценен. Теперь, после возвращения в полицию, у меня есть более широкие возможности для работы, в первую очередь доступ к досье… Он заставляет меня шантажом, чтобы я провел для него расследование как гибрид, частный детектив, который уже как полицейский имеет полный доступ к секретным досье. Он не признает возможности, что если бы официально в полиции сообщили об изнасиловании Элзуни, то я бы искал этого ублюдка со всем упорством… Ты бы видела, как этот ребенок качается со своим беременным животом на утиных, коротких ножках!

Леокадия вздрогнула немножко — не известно, слова ли Эдварда или бой часов, указывающего как раз три четверти первого, тронули эту женщину, которая несколько часов назад утратила свои хорошие манеры и самообладание, чтобы превратиться в обломок отчаяния. Сейчас тоже его утратила — хотя и на значительно более короткий миг.

— У меня такое впечатление, — сказала она медленнее, чем обычно, — что тебя больше волнует наказание зверя, который оплодотворил эту бедную девочку, чем возвращение собственной дочери! Эдвард, ради бога! — взорвалась она. — Ведь этот преторианец Ханаса, этот урод, этот монстр мог Риту… О мой Боже! Это монстр, который даже цыплят… О Боже, у меня нет слов!

— Дорогая Лёдзя, — Эдвард всунул глубже галстук под рубашку, — Ханас дал мне слово чести, что с Ритой ничего не случилось и не случится. Никогда не допустит агранды… Контрабандисты имеют своеобразный кодекс чести…

— Ты можешь мне объяснить этот жаргон контрабандистов?

— Агранда — это на их языке отнятие товара у конкурентов. Это поведение непорядочно… Кто допускает агранду, покрывает себя позором…

Они замолчали на долгое время. Леокадия встала и начала ходить по гостиной. Один раз ударил глухой гонг часов. Из-за приоткрытых балконных дверей доносился аромат тропического Иезуитского сада. Компактный свет ночной лампы освещал диван, часы, Эдварда на его любимом кресле, диван в форме рога и стоящие у него отклоненные глубоко кресла, покрытые зеленым бархатом. Остальная часть гостиной оставалась в полумраке. Из него только что протянулась через приглушенный свет спираль дыма. Леокадия, которая никогда не курила, вышла из полумрака с папиросой, неуклюже зажатой в тонких красивых пальцах. Она дрожала, глядя на Эдварда.