– Почему они не убили твою женщину вместе с остальными? – спрашивает Вашаки.
Я сам задавался этим вопросом, но ответить на него не могу. Ханаби сидит неподвижно, но ее глаза и печально опущенные уголки рта выдают сострадание.
– Мне очень жаль, Джон Лоури, – шепчет она. – Это большое горе.
– Больше никого в караване не было? – уточняет Вашаки. – Они были одни?
Я объясняю, где все случилось, почему они остались одни и как далеко отошли от Бэр-Ривер и Шип-Рок. Вашаки знает эти места под другими названиями, но кивает, когда я описываю ручей и черные скальные выступы и указываю примерное расстояние от того места, где мы находимся сейчас. Когда я заканчиваю, он некоторое время сидит неподвижно, положив руки на колени и выпрямив спину, и молчит, а я и не пытаюсь добиться ответа. Я сам погрузился в усталое оцепенение. Дочь Ханаби проснулась, так что та встает и возвращается с малышкой на руках.
– Покателло, – говорит Ханаби и смотрит на мужа, поджав губы.
Покателло. Тот самый вождь шошонов, ответственный за нападение на солдат. Я молчу, Вашаки тоже.
– Покателло, – настойчиво повторяет Ханаби, не дождавшись ответа.
Вашаки издает недовольный звук, но, кажется, никак не может принять решение. Наконец он снова поднимает на меня взгляд:
– Каждую третью зиму мы отправляемся к месту Собрания.
Как и пауни, большинство племен считают сезоны, а не года, если вообще измеряют время.
– Все шошоны. Северные, восточные и западные, – добавляет он.
Я вспоминаю, что Ханаби говорила об этом, когда мы встретились у Грин-Ривер.
– И сейчас вы направляетесь туда?
– Да. – Он тяжело вздыхает. – Покателло будет там.
– Я не уверен, что это сделали люди Покателло, – возражаю я.
– Это были они, – просто отвечает Вашаки. – Это их земли. Он погонит украденных животных к месту встречи. Там он их обменяет. И твою женщину тоже… Или убьет. И белые люди так и не узнают, кто виноват. – Он пожимает плечами. – Но новости о нападении распространятся среди белых, и плохо будет всем племенам. Всем шошонам. Всему народу.
Его голос звучит так уверенно, и о судьбе Наоми он говорит совершенно бесстрастно.
– Вы отведете меня туда? – выговариваю я, с трудом сдерживая гнев.
– Он не отдаст ее тебе. Ты будешь один среди шошонов.
– Он будет не один, – возражает Ханаби, скрестив руки на груди и устремив на мужа яростный взгляд. – С ним будешь ты. И все наше племя.
Вашаки не возражает. Он вглядывается в мое лицо.
– Ты хочешь убить Покателло? Хочешь убить его людей? – спрашивает вождь.
У меня перед глазами встает окровавленная голова Уильяма и лицо Уоррена. Элси Бингам с доброй улыбкой, обожавшая своего неказистого мужа. Уинифред. Уинифред, которую я так любил. Уайатт, Уэбб и бедный Уилл, на чьи плечи свалился огромный груз, слишком тяжелый для двенадцатилетнего мальчишки.