Вашаки говорит, что любит эти места больше всего на свете, потому что провел здесь детство.
– Здесь похоронен мой отец. Здесь же похоронят и меня. Это мой дом, – прямо говорит он. – Мы останемся здесь, пока листья не поменяют цвет. А потом пойдем на восток. Перезимуем там, где бьют горячие ключи и вода не остывает, даже когда выпадает снег. Покателло будет поблизости.
Отряд налетчиков уже прибыл, окрыленный победой. Они увели у кроу тридцать лучших лошадей. Мы разбиваем лагерь возле сосен и елей, где река делает изгиб, так что наша стоянка защищена со всех сторон. Я провожу утро с Вашаки и еще несколькими воинами, высматривая стада и планируя охоту, и возвращаюсь к полудню. Женщины сидят вместе и достают из шишек кедровые орешки, быстро работая руками и непринужденно болтая. Ханаби выучила немного английских слов за то время, что провела с моей семьей. Она успела все подзабыть, так что Наоми приходится говорить помедленнее, но Ханаби очень старается.
– Когда-то я сама была Наоми, брат, – говорит она мне. – Я ее понимаю.
Похоже, что так и есть, и я благодарен ей. Потерянная Женщина проявляет к Наоми бесконечное терпение и даже не пытается говорить, просто показывает, любит и заботится. Они обе какие-то притихшие, словно между ними без слов установилась какая-то особенная близость, и Наоми невольно тянется к ней. Но сейчас Наоми нет среди женщин, которые лущат шишки, и я не нахожу ее ни в вигваме, ни с лошадьми. Потерянная Женщина указывает мне на реку, которая уходит в глубь леса, и говорит, что Наоми хотела побыть одна.
– Хватит ей быть одной. Иди к ней, – велит мне Потерянная Женщина, направляя меня к лесу.
Я нахожу Наоми в густых зарослях возле речки. Она сняла лосины, задрала платье из оленьей кожи и смывает кровь с бледных бедер.
– Наоми?
От неожиданности она выпрямляется, поскальзывается на камнях и плюхается в воду, да так и остается сидеть в скомканном платье и торчащими в разные стороны ногами.
– Наоми! – Я не смеюсь, не зная, все ли с ней в порядке.
Она поднимает на меня взгляд и пытается улыбнуться. Улыбка, взгляд. Это уже значительное улучшение.
– Я не слышала, как ты подошел. Постаралась отойти подальше от лагеря, чтобы… помыться.
Я подхожу ближе и останавливаюсь у воды.
– У тебя кровь.
– Да, – кивает она. Ее глаза блестят, но она не плачет. – У меня кровь. Наконец-то. Я уже начала бояться.
Я не понимаю. А потом… до меня доходит. От этого сознания у меня слабеют колени и перехватывает дыхание.
– У меня шла кровь, когда мы проходили Шип-Рок. А потом нет.
– А мы с тех пор не были вместе. – Я опустошен, и мой голос звучит безжизненно.