– Да, – продолжал я хмуриться, – при моем посредстве, а может быть, и без него. Не подумайте, что я торгуюсь, но такое решение непросто принять. Угрожать миллионеру уликами, которые могут привести его на электрический стул, – занятие не из приятных. Тут нужны твердые гарантии, что дело того стоит. Вы говорили про пять процентов от предполагаемого полумиллиона, но вы привыкли оперировать числами с многими нулями. А нельзя ли чуть поподробнее?
Рёдер потянулся к старому, замызганному кожаному портфелю, что принес с собой и оставил на полу. Водрузив портфель на колени, он раскрыл его, но тут вмешался Зек:
– Что вы ищете, расчеты?
– Да, если вам нужны конкретные цифры.
– Можете показать ему, но только без имен. – Зек повернулся ко мне. – Думаю, вы нам подходите, Гудвин. Вы дерзки, но нам это ваше качество может пригодиться. Оно пришлось кстати при разговоре с Рэкхемом. Теперь говорите с ним поосторожнее, иначе он потеряет голову и вынудит нас действовать силой, тогда как мы хотим, чтобы он с нами сотрудничал. Если его осудят за убийство, мы ничего не выиграем. Как раз наоборот. При верном же обращении он послужит нам не один год. – Акульи глаза перестали буравить меня. – Рёдер, а что вы думаете о Гудвине? Сможете работать с ним?
Рёдер прикрыл портфель, оставив его на коленях.
– Попробую, – сказал он без особого восторга. – Общий уровень здесь не выше, чем на Западном побережье. Но мы не можем начинать, не зная, участвует ли Рэкхем в игре. А без Гудвина нам, похоже, не обойтись. Хотя он такой задиристый, что я не уверен, будет ли он слушаться указаний.
– А хотите знать, что я думаю о Рёдере? – спросил я.
Зек пропустил мой выпад мимо ушей.
– Гудвин, – сказал он, – наша организация – самая неприступная в мире. У меня много надежных людей, но все ниточки тянутся ко мне. Организация – это я. Предубеждения или эмоции мне чужды. Вы получите то, что вам причитается. Если я буду вами доволен, вы можете рассчитывать на любую поддержку и на любые деньги. Если же вы меня подведете, пеняйте на себя. Понятно?
– Еще бы! – Такого пронизывающего взгляда выдерживать мне еще не доводилось. – Только вам, в свою очередь, должно быть понятно, что вы мне не нравитесь.
– Я никому не нравлюсь. Никто не любит власть превосходящего разума. Лишь один человек не уступал мне в интеллекте… Тот, на кого вы работали, Ниро Вулф… Но он не выдержал. Самолюбие не позволяло ему признать свое поражение, и он решил уехать.
– Ваши силы изначально были не равны, – воспротивился я. – В отличие от вас, он соблюдал закон.