В лифте, при более ярком освещении, складки на лице Рёдера выглядели не такими глубокими. И хотя он казался несколько моложе, чем в машине, в бороде я разглядел седые волоски. Он стоял, прикрыв глаза и ссутулившись в углу кабины, пока лифт не остановился на десятом этаже, а потом вышел и последовал за мной к двери с номером «1019». Я открыл ключом дверь, впустил Рёдера, включил свет, указал ему на кресло, уселся за стол, придвинул к себе телефонный аппарат и начал набирать номер.
– Подождите минуту, – пробурчал Рёдер.
Я опустил трубку на рычажки, посмотрел на него, впервые разглядев глаза, и вдруг явственно ощутил, как по спине у меня пробежал холодок. Непонятно почему.
– Нельзя, чтобы нас подслушали, – сказал он. – Насколько я могу быть уверен в этом?
– Вы имеете в виду микрофоны?
– Да.
– О, с этим полный порядок.
– Лучше проверьте еще раз.
Я повиновался. Особых трудов мне это не стоило, поскольку комната была небольшая, а стены в основном голые. Тем не менее я тщательно облазил все углы и даже не поленился отодвинуть стол и посмотреть за ним. Когда я выпрямился, подняв с пола покатившийся со стола карандаш, за спиной прозвучал голос Рёдера:
– Я вижу, ты прихватил мой словарь.
Уже совсем не гнусавый. Я развернулся и, остолбенев, уставился на него. Глаза, конечно же, глаза… а если присмотреться, то и лоб, и уши… Я имел полное право таращиться на него хоть целый час, но не имел права ронять свое достоинство. Поэтому усилием воли я заставил себя перестать на него глазеть, обогнул стол, занял свое место, откинулся на спинку стула и заговорил, вложив в голос максимум безразличия:
– Я узнал вас с…
– Не говори так громко.
– Хорошо. Я узнал вас с первого взгляда, но из-за чертова водителя не мог…
– Пф! У тебя даже ни малейшего подозрения не возникло.
– С вами бесполезно спорить, – пожал я плечами. – Что касается словаря, он мой. Вы подарили его мне на Рождество одиннадцать лет назад. Сколько вы теперь весите?
– Я похудел на сто семнадцать фунтов.
– Хотите знать, на кого вы похожи?
Он скорчил гримасу. С его-то бородой и морщинами для этого можно было и не предпринимать усилий, но старые привычки бесследно не проходят, даже если их подавлять в течение нескольких месяцев.
– Я знаю, – ответил он. – На Филиберта, принца Савойского, который жил в шестнадцатом веке. – Он нетерпеливо махнул рукой. – Но это все может подождать до тех пор, пока мы не вернемся домой.
– Конечно, – поддакнул я. – Что такое еще один год или два? Правда, теперь, когда я уже знаю, чего ждать, это будет не так занятно. Чем меня это привлекало, так это напряжением. Думать и гадать: живы вы еще или померли? Пикник, да и только.