– Нет! – резко оборвал его Вулф. – Никаких письменных показаний, пока я не поговорю с вашим клиентом, а там посмотрим. Не везите его сюда из аэропорта, сначала позвоните. Я планирую кое-какие действия, которые могут вам не понравиться, но, возможно, вы будете вынуждены согласиться. Полагаю, следует собрать всех причастных к данному делу с обеих сторон, в том числе и вас, завтра в этом самом кабинете. Мистера Хелмара и его компаньонов я приглашу сам.
Ирби так сосредоточился на Вулфе, что его глаза превратились в узкие щелочки.
– С чего вы взяли, что мне это не понравится?
– Да с того, что, по убеждению адвокатов, все споры из-за солидных денежных сумм должны вестись исключительно ими, и никем больше.
Законник, по-видимому, не обиделся бы и на более колкую шпильку. Она даже не уязвила его. Он энергично затряс головой:
– Я буду только рад этой встрече, но хотел бы иметь некоторое представление, во что ввязываюсь. Если бы я знал, что вы и мистер Гудвин собираетесь заявить, что и Присцилла Идз, и Хелмар либо подразумевали, либо признавали подлинность…
– Нет! – отрезал Вулф. – Своим вопиюще неуместным предложением вы лишили себя всяких прав на любезность. Вам придется ее подождать.
На большее Ирби рассчитывать не приходилось, хотя он и оказался настолько упрямым, что мне пришлось подойти к нему и подать его портфель, а к тому времени и обед подоспел. Когда я закрыл за адвокатом входную дверь и развернулся, Вулф как раз выходил из кабинета, направляясь в столовую.
– Ну, ты доволен? – рявкнул он мне.
– Нет, сэр, – ответил я вежливо. – Как и вы.
Следующим утром, в четверг, я получил доход с вложений.
Мне требовался хоть какой-то сдвиг. По делу Ирби никакие шаги не предпринимались. Положим, затевать что-либо в среду вечером после обеда было действительно поздновато, но что мешало нам подсуетиться в четверг утром? В тысячный раз я пришел к выводу: мой темперамент никак не годится для работы на Ниро Вулфа. Будь он иным, меня давно перестала бы раздражать его прозаичная посылка, будто, за исключением отдельных, не терпящих отлагательства случаев, приступать к работе до его появления из оранжереи в одиннадцать часов бессмысленно.
На мой взгляд, теперешний случай как раз относился к разряду особых и безотлагательных. Между тем к девяти часам, когда я успел уже не только побриться, принять душ, одеться, спуститься в кухню, поздороваться с Фрицем, позавтракать и прочитать утреннюю газету, из которой среди прочего узнал, что обвинений в убийстве Присциллы Идз и Маргарет Фомос так никому и не предъявили, но и прошел в кабинет, где просмотрел утреннюю почту, никаких указаний сверху не последовало. Поэтому я позвонил в оранжерею по внутреннему телефону и спросил у Вулфа: