И вот теперь этот скрип кресла, этот скрип половиц - Алеша из всех сил, до боли в ушах стал прислушиваться - ему даже казалось, что он уже слышит шепот - зовущий его шепот, но из-за воя ветра не мог определить этого с уверенностью. И как-то само собой вырвалось:
- Что, а разве бабушка еще жива?
Мама сидела перед ним с опущенной головой, а тут вздрогнула - должно быть, и она слышала эти негромкие шаги. Теперь вот резко вскинула голову глаза ее кипели болью, ужасом - невозможно было выдерживать этот страдальческий взор, а тем более ребенку, но Алеша выдержал, потому что он и не чувствовал себя ребенком.
- Бабушка, бабушка... ты разве не знаешь... - но в голосе ее была неуверенность, чувствовалось, что и для нее смерть бабушки было чем-то таким нереальным, как сон прошедший. Чувствовалось, что ее мучат сомнения, что ей больно...
Так, глядя в глазах другу, без всякого движенья, без всякого звука пробыли они довольно долгое время - быть может, с полчаса. Они не решались отвлечься на что-либо стороннее, так как все это стороннее было чуждым, пугающим; и не знали эти двое, мать и сын, смогут ли найти в этом мире еще хоть кого-то, кто мог бы им помочь. А из соседней комнаты вновь раздался скрип половиц, и теперь даже через вой сотрясающего дом ветра смог различить Алеша тяжелое дыхание - и узнал - да - это была бабушка. И потому, как еще больше побледнело, стало совсем уж восковым, мертвенным лицо его матери, он понял, что и с ней было тоже. Она схватилась за голову и застонала, затем молвила тихо-тихо:
- Нам надо найти папу. Нам надо быть вместе...
Так же тихо, и косясь на дверь, прошла она к телефону, подняла трубку, стала нажимать на рычажок, однако же, сколько не нажимала, там все были короткие гудки. Дрожащей рукой она положила трубку, а потом, сделав несколько неслышных шагов, этой же дрожащей рукой взялась за ручку двери там, за дверью было что-то чего ни она, ни Алеша не должны были видеть. И она шептала, и плакала:
- Холодная... ручка холодная... Алеша, помоги мне... Я не могу... Сердце сейчас остановится...
Алеша соскочил с кровати, намеривался потянуть за ручку - присутствие матери, понимание, что этим самым он сможет хоть сколько то унять ее боль, придавало мальчику сил. Но мама не дала ему:
- Нет, нет - не надо, я сама. А ты лучше отойди, отвернись.
Но Алеша не стал отходить, а мама потянула ручку. Так ей тяжело было от ужаса, что в одной руке даже не хватало сил, тогда она перехватил эту руку второй, и так, двумя руками, потянула. Дверь стала медленно раскрываться с очень тяжелым, пронзительным скрипом. Невыносимо было это выжидание неизвестного, и потому она распахнула ее разом.