Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике (Акунин) - страница 151

На змеиную вкрадчивость прямодушная Ольга ответила яростью – ее рыжие волосы затрещали электричеством.

– Мой Пабло стоит твоих троих вместе взятых! И ничего я не пополнела, я каждый день взвешиваюсь! А насчет «однозарядности»… Знаешь, для таких, как ты, многозарядных, есть другое название – шлюха!

– Мура, ты слышала, как она про нас с тобой? – подбоченилась Галина. – Ты себя не жалела, разрывалась между Гербертом и Максимом, а для нее ты – шлюха?

Но Мурита в свару ввязываться не стала.

– Галя, не будь ведьмой, – сказала она. – Ну что ты сразу завариваешь кашу? Не можешь без этого?

– Не могу, – беспечно ответила та. – Скучно. А потом, кем же, по-твоему, мне быть, если не ведьмой?

И воскликнула:

Елена Сергеевна Шиловская. 1920-е. Из открытых источников.

– А, вот еще одна «однозарядница»! Летит-свистит.

Действительно, сверху донесся разудалый разбойничий свист, и в обрамленный доисторическими валунами круг эффектно приземлилась четвертая участница встречи. Она была ладно скроена и элегантна, что, согласитесь, при наготе совсем не просто. Возможно, подобное впечатление создавала метла, на которой изящно сидела воздухоплавательница. Длинные березовые ветки были похожи на русалочий хвост.

– Как там Родина, Леночка? – обняла припозднившуюся гостью хозяйка. – Как дела у твоего Мастера?

Со всеми поцеловавшись – «Мурочка, Галочка, Оленька», – Елена ответила:

– Мой пишет роман, какого еще не бывало. Самый лучший на свете, только бы не сглазить, тьфу-тьфу-тьфу. – Поплевала через левое плечо. – А Родина шлет вам, подружки, пламенный привет. Наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка. Председательницы еще нет? Слава богу, я так боялась опоздать! Ей ведь все равно, что мне добираться дальше всех.

– Опаздывает. Старость не радость, – сказала интриганка Галя. – Пора бы нам, девочки, задуматься о смене руководства. Я понимаю, старые заслуги. Ницше-шмицше, Рильке-фигильке, теперь этот, либидо-шмибидо, но ведь наша мадам продолжает жить в девятнадцатом веке, а уже середина двадцатого…

Тут она запнулась и побледнела, потому что ей обдало щеку морозным ветром. Скрипучий голос ниоткуда спросил:

– «Наша мадам»? О ком вы, сударыня?

Это наконец явилась председательница Саломея. А может быть, она находилась здесь уже некоторое время. Саломея превосходно владела древним искусством развоплощения, позволяющим делать плоть невесомой и прозрачной.

Пространство между двумя мшистыми камнями сгустилось. Сначала прорисовался зыбкий контур, потом заиграли блики, и возникла прямая и твердая, как надгробный памятник, фигура старухи. Нет, это слово, пожалуй, неуместно. Председательница безусловно была стара, и очень стара, но ее нагое тело не выглядело дряхлым, уродливым, увядшим. Оно, пожалуй, напоминало дерево – ведь деревья, старясь, делаются только красивей. Кожа отсвечивала мягким оттенком замши, пустые груди висели величаво, словно орденские звезды на мундире заслуженного генерала, белые волосы служили ореолом для лица, которое не мог забыть никто видевший его хотя бы раз, и ярче всего на этом удивительном лице выделялись глаза. Они смотрели спокойно, лениво и властно.