— Это были довольно красивые шлюхи, — с некоторым сожалением заметил я, снова наливая вина в наши кубки, Альпина уже начала ощутимо пьянеть.
— Красивые, распутные и на всё согласные, — подтвердила она. — Мне по долгу службы приходилось бывать здесь, иногда я видела ваши развлечения, извините.
Она смутилась. Разговор постепенно заворачивал в нужное мне русло. Нехорошо, конечно, она мне как мать, но глубокий вырез платья почему-то будил во мне отнюдь не сыновние чувства. А вино постепенно отключало тормоза, причём, у нас обоих.
— И? Что вы при этом чувствовали?
— Я уже очень давно одинока, — она вздохнула и поставила пустой кубок на стол, — видеть такое, то, что вы делали с ними, я… завидовала.
— Хотели быть на их месте? — я улыбнулся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Да, — она не стала обманывать, а выпитое вино добавляло смелости, — хотела, но потом мне становилось стыдно. Я ведь не просто хотела мужчину, а так… как это делали вы.
— Понимаю, — я дотянулся своей длинной рукой и взял её ладонь, она оказалась неожиданно холодной. — А теперь этих женщин нет. Но есть я. И вы. И ваше одиночество.
Я потянул её к себе, стараясь не опрокинуть столик, она не сопротивлялась, хотя и пыталась возражать:
— Айкон, но ты ведь всегда был мне, как сын. Это неправильно, мы не должны этого делать. Это сродни инцесту.
— Знаешь, — сказал я, усаживая её себе на колени. — Я тут почитал хроники, и про свой род, и про другие знатные фамилии, чего там только нет. А уж инцестных связей целая куча. Матери с сыновьями, отцы с дочерьми, братья с сёстрами. Мой собственный прадед с удовольствием имел свою внучку. Были случаи заключения браков, хотя на такое нужно разрешение верховного жреца.
Моя ладонь обняла её за талию и поползла выше, туда, где большая тяжёлая грудь томилась в плену узкого корсета.
— Знатные господа всегда знали толк в удовольствиях, не обращая внимания на такие мелочи, как кровное родство, — продолжал я, запуская пальцы за край выреза, туго, стянуть не получится, либо разорвать, либо долго возиться со шнуровкой, — причём летописец почему-то описывает события с такими подробностями, словно сам стоял рядом со свечой и старательно записывал происходившие непотребства.
— Это так, — она стала чаще дышать, видимо, корсет был узок, — свои развлечения господа никогда не скрывали от слуг, иногда даже делая всё в их присутствии, отсюда и осведомлённость. Некоторые даже звали любовницу, когда у них не получалось с женой, любовница должна была возбудить, чтобы жена смогла зачать ребёнка.
— А за мной уже закрепилась слава развратника и женолюбца, — напомнил я, — и эту репутацию уже ничем не исправить, так зачем отказывать себе в удовольствии?