Мало того, наш приезд стремились истолковать, как какое-то покаяние заблудившихся. Но в чем состояли наши грехи, нам не говорили. Я что, похищал монахинь и затем продавал их в бордели Порт-Саида? Особенно же поражало то, что и Атамана, бросающего реплики недовольным тоном человека светского, и его окружение, состоявшее из тупоумного алкоголика полковника Сидорина — начальника его штаба, скользкого полковника Семилетова, поклонника дорогих борделей — командующего отрядом, и лица без определенных занятий — полковника генерального штаба Гущина (крайне себя скомпрометировавшего во время революции) — больше всего интересовали вопросы шкурные, персональные, нежели общая обстановка в Заплавах. Скверная история, трудно поверить, куда катится наша армия.
Надменность "свиты" Попова, больше всего напоминающего мне сытого кота на нагретой подушке перед горящим камином, временами переходила всякие границы. В этом отношении побивали рекорд местные идиоты — Гущин и Семилетов. Несколько сдержаннее держал себя Сидорин (влитый в кровь легион бутылок ярко запечатлелся в чрезмерной красноте его носа). Да уж, выпивка — страшная вещь. Я довольно подробно изложил Атаману положение в районе Заплав, оттенив при этом состояние духа войск, их организацию, а также и ту стойкость, которую неоднократно проявили станичники, отбивая многочисленные атаки красных.
Мой доклад (я придал своему лицу самую дружелюбную из мин — такой гримасы испугался бы даже Джеронимо, вождь апачей) вызвал и со стороны Походного Атамана и его клоунского окружения, только неуместные, иронические и порой даже оскорбительные замечания и реплики. Эти уроды с холодным блеском в глазах наглядно демонстрировали как свою воспаленную гордость, так и полное отсутствие здравого смысла. Подобные подонки еще и носят медали, раздуваясь от важности, и если ты щедро не задобришь их, то они постараются причинить тебе столько неудобств, сколько в их силах.
Только к концу нашего заседания, можно было уже уловить причину сухости и недовольства генерала Попова, этого непостижимого орангутанга, и его штаба. Чувствовалось, что Походному Атаману и особенно его свите приятнее было бы видеть у себя депутацию рядовых казаков, заявивших о своей готовности мобилизоваться по приказу Походного Атамана, нежели встретить представителей высшей Временной власти на Дону и представителя уже организованной казачьей армии, к тому же далеко превышающей численность отряда Походного Атамана.
Видно было, что руководители Степного похода крайне раздражены, что дело организации казачьего восстания проведено без них и без их благословения и главное лицами, обладавшими достаточным опытом и знанием. Их сердило и то, что эти лица уже стали популярными среди казачьей массы, и потому их беспричинное устранение могло теперь иметь неприятные последствия не только для общего дела, но и для самого окружения Походного Атамана.