Когда ее увозили в хоспис, Андрей снял с нее золотые украшения, которые она не снимала никогда, – тонкую цепочку с маленьким крестиком, знак ее тридцатипятилетнего крещения, и крохотное золотое колечко из уха. Второе колечко из левого уха не поддавалось его крупным неумелым рукам. В морге и хосписе нам его не вернули. Такая дань Харону.
Я не знала, зачем мне может пригодиться мамино золото. Но это было мое наследство. Она заботилась о нем даже при смерти. Узнав, что к ней будет ходить соседка снизу, она попросила спрятать золото подальше. Андрей спрятал кисет в коробку с запасными столовыми приборами.
На следующий после ее смерти день он вручил мне пакетик с золотом со словами, что теперь оно принадлежит мне.
Позже я разобрала эти украшения. Я примерила серьги, цепочки. Все они казались тяжелыми и холодными. Я перебрала ее золото и оставила себе только то, что отчетливо напоминает мне о ней. Пару сережек, цепочку и «фамильные» перстни. Остальное отдала ювелиру, чтобы он сделал обручальные кольца для меня и моей жены. Эта символическая петля казалась мне самой правильной и справедливой.
Я не могла ни читать, ни слушать музыку. Мужчина, сидевший рядом, постоянно засыпал, и его расслабленная шея опрокидывала голову мне на плечо. Голова была тяжела и пахла сладковатым одеколоном. Несколько раз я пыталась разбудить его. Он смущенно оглядывался, пытался держать себя в руках, но потом снова засыпал и наваливался на меня всем телом.
Я летела в Москву. Надо мной в шкафчике для ручной клади лежала урна с маминым прахом. Перед глазами на спинке впередистоящего сиденья была приклеена эвакуационная схема и инструкция на случай авиакатастрофы. Я летела и рассматривала эту инструкцию. А что, если мы упадем? Что, если что-то не так с самолетом? Как я поступлю? Полезу ли я в суматохе за сумкой с маминым прахом, чтобы спасти ее? Или буду спасаться сама? Я почувствовала жжение вины внутри себя. Я лечу в торжественное время и думаю о такой чепухе.
Вдруг меня накрыло тревогой. А что, если мою сумку с маминым прахом украли? Что, если там, надо мной, ее нет? Что я скажу родным? Вдруг кто-то забрал мою маму себе в то время, когда я ходила в туалет и за водой к бортпроводнице? Чувство, что мама ускользает, жило во мне даже тогда, когда мама превратилась в небольшой объект. Мне казалось, что сумка с урной растворилась. Она исчезла. Какая-то магия, что-то еще такое, что теперь окончательно забрало у меня мать.
Я не выдерживала этой тревоги. Неужели, думала, я уже полчаса сижу под пустым отсеком для ручной клади и просто так смотрю в пустоту перед собой, в то время как прах моей матери удаляется от меня? Но куда? Как его спрятать в самолете? Куда можно деть металлическую урну размером с яйцо доисторического ящера, упакованную в картон, несколько слоев прозрачного скотча и плотную черную ткань? Я была уверена в том, что она растворилась в воздухе.