Когда ящик с урной уполз в шахту просвечивающего аппарата, женщина на досмотре подняла на меня удивленные глаза. Она даже немного побледнела. Я торопливо стала все объяснять и полезла в рюкзак за синей папкой с документами. Женщина сделала резкое движение, которым попросила меня остановиться. И тоже начала куда-то звонить. Она коротко объяснила, что я везу человеческий прах. А потом, кивая и дергая черную прядь, долго слушала. Мне показалось, что из трубки я слышу спокойную размеренную речь. На лице женщины появилось облегчение, и она знаком попросила меня пройти. Я спросила ее, хочет ли она увидеть документы. Та в панике подпрыгнула и стала трясти руками, как будто пыталась отогнать от себя противную крысу или зловоние. Я пожала плечами и пошла на посадку.
Самолет Новосибирск – Иркутск летит через Красноярск. Стюардесса объяснила мне, что в Красноярске самолет стоит 40 минут, и те, кто летят дальше, должны выйти из самолета и пройти досмотр заново. Еще подъезжая к самолету на автобусе, я обратила внимание на то, какой он крохотный. На каждом его крыле было по винту. Самолет скорее был похож на винтажную игрушку. Я вошла в салон, он был небольшой, на семьдесят человек. Старые серо-зеленые кожаные кресла потерты, а внутренняя обивка напоминала мне салоны пазиков и газелей. Вместе со мной в самолет вошли мужчины и женщины, я слушала их речь. Они громко говорили, многие были в норковых шапках и дубленках. Женщины хохотали, а у мужчин были огромные руки, в которых они несли спортивные сумки. По общему настроению я поняла, что лечу с вахтовиками. В полете нам не предложили никаких напитков, самолет летел шумно и как-то странно тарахтел. Ящик я поставила между ног, справа от меня молодая женщина рассматривала бортовую прессу и все время чему-то хмыкала. У нее были длинные нарощенные ногти черного цвета с крупными стразами на большом и указательном пальцах, норковую шубу она в полете так и не сняла. Я все время дремала, хотя иногда трясло так, что задница подлетала над сиденьем, в иллюминатор пробивался тусклый свет. Просыпаясь, я думала о смерти. Этот игрушечный самолет мог упасть в любой момент. Но в дремоте мне было все равно, умру я сегодня или останусь жива. Какое-то томное оцепенение охватило меня. Я летела вглубь Сибири, и по всему телу волнами бегали теплые мурашки. Мне не было страшно умереть, мне было страшно быть. И еще как-то тоскливо и спокойно от всего.
После приземления шумная толпа вывалилась из самолета и, проигнорировав автобус, ринулась пешком до здания аэропорта. Я села в автобус, и он дольше стоял, чем ехал. Похоже, мои попутчики были привычными и знали, что делать.