Но рассказы и повести хороши. За переводы Силверберга я взялся с истоков, и в настоящий двухтомник вошли произведения большей частью 1956 года, Года Великого Плодородия в творчестве Мастера, так бы я его назвал. И по мере продвижения работы я с удивлением даже все больше убеждался, что произведения этого периода хороши, не просто интересны, а захватывающи, и написаны великолепным литературным языком.
Есть люди — счастливцы, Избранники Судьбы, талант которых сумел проявиться и воплотиться в жизнь еще в юности. Роберт Силверберг — один из них. И огромное ему за это спасибо!
Наши проблемы начались с той секунды, когда был найден труп Флаэрти. Он стоял застывший в поле в полукилометре от корабля. Мы всеми кишками ненавидели этого здоровенного ирландца, но его совершенно целое тело без единой царапины, стоявшее неподвижно, послужило завершающим толчком. Не было никаких явных признаков гибели, фактически, мы сначала даже подумали, будто он спит стоя, как это делают лошади, а сам Флаэрти недалеко ушел от мощного битюга.
Но он не спал. Он был мертв, чертовски мертв. Когда все население планеты состоит из восьми человек, и один из этих восьми внезапно умирает по неизвестной причине, земля как-то начинает уходить из-под ног. Короче, мы испугались.
«Мы» — это Первый Исследовательский отряд Земли (тип А-7) на Беллатриксе IV в Орионе. Мы — это восемь человек, которым было поручено составить полный отчет о планете. Восемь человек, из которых один, бычара Флаэрти, стоял теперь перед остальными нами, жесткий, как доска.
— Что это сделало с ним, Джоэль? — спросил Тэви Эптон, наш геолог.
— Откуда же мне знать, черт побери, Тэви? — огрызнулся я и тут же пожалел о своей вспышке. — Прости, Тэви. Но я знаю обо всем этом столько же, сколько и ты. Флаэрти мертв, и что-то убило его.
— Но тут ничего нет, — заявил биолог Кэл Фрамер. — Мы находимся тут уже три дня и не нашли ни малейших признаков животной жизни.
Ботаник Джонатан Морро выпрямил все свои сто девяносто сантиметров роста и глянул на нас сверху вниз.
— А может, его убило какое-нибудь разумное растение, а, Кэфтен?
— Что-то я сомневаюсь, Джон, — покачал я головой. — На теле не видно никаких признаков насилия, да и нет поблизости никаких растений. Мы нашли его посреди поля, стоящим на двух ногах, застывшим и мертвее мертвого. И я понятия не имею, что это было, но только не растения.
В углу каюты трудился над трупом Стигер, наш медик, а теперь по совместительству и патологоанатом. Стигер был старше большинства из нас и буквально гнил на службе. На Фомальгауте II он подхватил лягушачью оспу, и теперь ноги у него были из хромированного титана. Я повернулся к нему.