За полтора года ты с группой записал два альбома и сгонял на гастроли. Был ли твой рост обусловлен тем, что тебе приходилось схватывать всё, что выходило из каждого участника группы?
Нет, это в большей степени было связано пониманием коллектива и просто того как далеко вы можете зайти.
В какой то мере Led Zeppelin напоминает мне как развивались Мадди Уотерс и его электро банда…
Я надеюсь на это… (смеётся)
Мадди изначально был акустическим кантри-блюзовым гитаристом. Но когда он свалил из Миссисипи в Чикаго, то понял, что его традиционный подход не сработает в городских условиях. Тогда он нашел других музыкантов с настоящим характером, и они начали усиливать свои инструменты, потащив блюз куда-то в новое направление. Мадди нашел соратников, и вместе они толкнули блюз в будущее.
Когда Мадди пришел к электричеству и начал создавать вещи вроде «Standing Around Crying», он реально сдвинул мир с места. Я говорю о том виде напряжения, когда в воздухе витает что-то тревожное. Мадди меня реально встряхивал и, когда я его по-настоящему слушал, он заставлял мои волосы вставать дыбом. Если говорить о Мадди, то у него в группе были все эти уникальные исполнители и он позволял им сиять. Звучащая на этих записях Chess Records губная гармошка Литл Уокера — это надо слышать, чтобы поверить.
Что ты помнишь о той сессии, в результате которой вы записали это эпическое исполнение «Since I’ve Been Loving You»? Там же одно из твоих самых лучших соло.
У нас было, наверное, две попытки записаться в двух разных местах. Интро, каждый раз когда мы играли, немного менялось, от студии к студии, но там было то запоминающееся вступление в самом начале. Начать блюз теми первыми несколькими нотами — это же был вполне традиционный способ, так ведь? Но помимо этого, там было нечто большее нежели просто тачка, тянущая за пределы того, чтобы просто играть ради удовольствия блюзовых пуристов.
Мне было неинтересно исполнять снятое «нота в ноту», просто чтобы доказать всем, что я могу играть в каком-то определенном стиле. Я всегда приходил к блюзу с рок-н-рольным ритмом в фразировке, и поэтому чего бы я не играл, это всегда было другим. Я всегда исследовал разные пути. Я хотел связать потустороннее пространство, атмосферу песни и то, что она несла. Потому что, когда послушаешь эту замечательную конструкцию, где все так красиво играют вместе, делая при этом свои собственные штрих, большие штрихи, громадные штрихи, акценты и фразы, хватающие и замирающие — я должен был выдать соло, которое бы выжило на этой невероятной высоте. Это было подобно подготовке к забегу на сто ярдов или чему-то вроде того. Просто поймать волну, завести себя и вытащить какую-то идею о том, как сыграть соло, а потом… понеслась!