Автобус был полон и должен был вот-вот отправиться. Она посмотрела на часы, и бабуля только пожала плечами.
– По вторникам на этом маршруте – старик Клод. Он всегда опаздывает. Наверняка допивает коньяк в баре на станции, а потом пойдёт в туалет.
– Мне бы уехать побыстрее, – пробормотала Нэнси.
Пожилая женщина внимательно посмотрела на неё.
– Сейчас? Вы одна? – Она перевела взгляд на окно. – Ох, принесло же этих засранцев!
Нэнси повернула голову. Двое в форме СС опрашивали девушку из билетной кассы и оглядывались на стоявшие на станции автобусы. Чёрт. Сейчас уже не выскочить и не убежать – в автобусе всё заставлено сумками. Бабушка вдруг громко засопела.
– Жюли! – Девочка в кудряшках отвлеклась от счёта на пальцах. – Сядь на колени к этой тёте и пой ей песни до тех пор, пока мы не поедем.
Вздохнув, словно это было привычным и поднадоевшим действием, Жюли перебралась на колени к Нэнси и начала петь ей собственную версию народной песенки «Алуэтт». Сначала Нэнси чуть было не запротестовала, а потом поняла, что старушка обеспечивает ей маскировку. Если гестапо ищет одинокую женщину, они не обратят внимания на мать с дочерью.
Краем глаза она увидела, как эсэсовцы направляются к их автобусу, а за ними еле поспевает толстый краснолицый мужчина в форме автобусной компании. Между ними разгорелся оживлённый спор, а потом два немца начали ходить вдоль автобуса и заглядывать в окна. Нэнси склонила голову к ребёнку. Раздался стук по стеклу. Она выглянула из-за кудряшек Жюли и наткнулась на взгляд эсэсовца. Не его ли она сегодня утром видела в фойе? Он растерянно смотрел на неё. Старушка перегнулась через Нэнси и забарабанила по стеклу.
– Пшёл вон! – закричала она. – Моя дочь всю ночь с ребёнком не спала, а теперь заснула на пять минут, и вы её, черти, будите! Пшёл вон, говорю!
Неизвестно, понял ли что-то из этого немец. Но основную идею он, очевидно, уловил и, пробормотав извинения, отошёл в сторону. Через несколько секунд водитель завёл двигатель, и со скрипом автобус двинулся в путь.
– Теперь слезай, Жюли, – скомандовала старушка, и девочка соскользнула с рук Нэнси.
– Спасибо. Вы очень добры, – поблагодарила она, достала из кошелька купюру и протянула ей. Бабуля посмотрела на деньги и фыркнула.
– Дорогуша, ты чем-то навредила этим засранцам?
– Да.
– Не в последний раз, надеюсь?
– Да уж, чёрт побери! – ответила Нэнси, и пожилая женщина понимающе кивнула.
– Тогда мы квиты. А теперь посмотри за малышкой, а я немного посплю.
Мари Диссар, хозяйка явочной квартиры в Тулузе, приняла её тепло. Располагалась она в узком переулке в центре города, и места было совсем мало – четыре маленькие квадратные комнаты, три из которых без окон. Нэнси хорошо знала и место, и хозяйку. Мари было за шестьдесят, и она жила на кофе и сигаретах. Ещё у неё был чёрный кот по имени Мифу и стальные нервы. С Нэнси они вполне поладили – слушали Би-би-си, а потом обсуждали услышанное. Мари не спрашивала её об Анри и не рассуждала о том, что с ним сейчас может происходить, а Нэнси не спрашивала про её племянника, уже три года сидящего в лагере для военнопленных. Они говорили о войне, о том, когда же британцы перестанут наконец сачковать и высадятся во Франции. Это должно произойти со дня на день!