Трезвый образ жизни внедрять было невероятно сложно, так как виноград растёт и в диком состоянии и в каждом приусадебном хозяйстве. Поначалу массово делали вино, готовили из жмыхов бражку, кто-то даже изготовил самогонный аппарат. Развелось немереное количество пьяниц, возникли проблемы в семьях, на работе, на службе. Ни уговоры, ни телесные наказания и тюремные заключения не смогли решить этой стремительно развивающейся напасти. Лишь после того, как князь Аскольд, прилюдно, влил по несколько литров кипящего самогона в глотки особо ярым сторонникам спиртного, от чего они скончались в немыслимо жутких муках, с алкоголем почти справились. Не все оценили такие жестокие меры, меня и Аскольда даже хотели убить, с десяток человек подкараулили в роще гинго и пытались зарубить топорами. Но мы хорошо владеем мечами, порубали их в кровавые ошмётки, а их головы, князь Аскольд, приказал нанизать на колья, и выставить на центральной площади в назидание всем. Конечно, дико… но и мир, в котором мы сейчас живём, тоже дикий, у нас не прижились такие демократические ценности, как свободно и безбоязненно клеветать на других, однополые браки, изъятие детей из семей — если кто-то из родителей шлёпнет по попе своё изрядно зашалившее чадо. Может кто-то скажет, что я тиран и история меня осудит, не отрицаю, но разжижение в умах крайне опасно, поэтому я не вмешиваюсь в деятельность своего друга князя Аскольда, даже если он где-то перегибает палку, все мы учимся и он тоже.
Отпускаю поводья, Шпора фыркнул, повёл по сторонам острыми ушами, и мгновенно припал к сочной траве, его толстые губы и крепкие зубы синхронно заработали как мощная газонокосилка, словно, мой коник, неделю не ел.
— Хватит жрать, скоро бока будут отвисать как у борова! — я слегка ударил его по бокам пятками, Шпора с укором покосился розовыми глазами, встряхнул короткой, торчащей гривой, не спеша побрёл по грунтовой дороге, периодично хлопая по бёдрам своим как веник хвостом.
А вот и мой дом, сколько я потратил на его постройку труда. Помню то время, когда крыша была из соломы, а сейчас красная черепица, труба из кирпича и струится из неё лёгкий дым, Лада что-то готовит, в животе призывно заурчало. Въезжаю в ворота, спешиваюсь, стягиваю седло, ласково хлопаю Шпору по бедру, он моментально побрёл к своей кормушке — его любимое место. Бесцеремонно оттолкнул Соколика, лошадку моей жены, и уже чавкает словно матёрый кабан.
Лада выходит во двор, подтянутая, высокая, глаза как озёра, на её плечах накидка из шкуры смилодона, как всегда залюбовался женой. Она лукаво улыбнулась, обвила руками мою шею: — Как съездили? — её голос мягкий, но с тревожными нотками.