Главная идея фильма «Мы такие, какие есть» (Джим Микл, 2013) перекликается с темами Ганнибала Лектера. Людоедство в этой истории — не что иное, как семейная традиция. Название фильма таит в себе несколько наигранную наивность: дескать, все люди разные, и это совершенно нормально. Повествование ведется от имени двух сестер-людоедок, которые после некоторых сомнений решают следовать старинному семейному укладу, и зрительские симпатии должны быть на их стороне[485].
Критики не скупились на похвалы в адрес этих фильмов[486]. Такие издания, как Metacritic, New York Post и HitFix, назвали «Ганнибала» лучшим шоу сезона о серийном убийце[487]. По мнению обозревателей Entertainment Weekly, это «восхитительно провокационный» фильм, а вот отзыв Variety: «Это самая стильная драма, предложенная нашему вниманию в последнее время»[488]. Критик из Review выразился следующим образом: «Создателям телесериала-приквела о Ганнибале Лектере предстоит преодолеть немало предубеждений <…> Но знаете что? Это совершенно не имеет значения, когда вы смотрите сериал, потому что Ганнибал замечателен»[489]. По слухам, газета Chicago Sun-Times сообщила своим читателям, что образ Ганнибала «вкусно волнующий» и что зрители остались «голодными» и с нетерпением будут ждать продолжения[490].
Итак, критики в восхищении, а публика? Обратимся к цифрам. Только в США первую серию «Ганнибала» (первый сезон) посмотрели 4,36 млн зрителей[491]. Следует ли удивляться, что в августе 2015-го клип YouTube о каннибализме под названием «Какова человечина на вкус?» собрал 115 604 «лайков» и лишь 4744 зрителя выразили свое неудовольствие. Общее количество просмотров — 7 590 323[492].
В наши дни вампир и каннибал слились в один образ культового монстра. Примерами могут послужить, в частности, роман «Вампир & людоед» или игра «Революция монстров». В рекламе последней сказано: «Вам надо будет съесть побольше людей, и тогда вы сможете превратиться в нового, более могучего монстра»[493].
При обзоре огромной литературы о вампирах создается впечатление, что некоторые критики разделяют восторги фэнов по поводу достоинств вампиров и проявляют сочувствие к одиноким зомби. С тех пор как Рене Жирар сформулировал свою концепцию, интерпретация монстра как козла отпущения распространилась на различные маргинальные группы[494]. Идея, что жертва, превращенная в козла отпущения, никоим образом не повинна в совершении преступлений, в которых ее обвиняют, является основой конструкции Жирара. Преставление о монстре как о символе маргинала, о том, кого подчиняют и угнетают, было развито в работах Жака Деррида, Жиля Делеза и Пьера-Феликса Гваттари. Однако теперь в центре их внимания оказались не этнические меньшинства или мигранты, а вампиры и призраки. Интересно заметить, что для левой критики изначально было типично использовать образ вампира в качестве метафоры зла, поскольку Маркс, чьи упоминания вампиров тщательно каталогизированы, так обличал недостатки капитализма. Следуя марксистской традиции, образ вампира использовался в качестве идеологической метафоры, призванной заклеймить буржуазию, сосущую кровь трудового народа