. Гарри слышит, что Волан-де-Морт собирается его убить, видит шипящую змею и смотрит, как пытают Петтигрю. После того как Волан-де-Морт произносит одно из этих магических слов, Гарри, теряя контроль над своим телом и чувствами, начинает кричать от боли. А придя в себя, видит, что вокруг него столпился весь класс. Когда он встает на ноги, «встревоженные дети» отступают
[581]. Профессор Трелони сообщает Гарри, что он «катался по полу и держался за шрам на лбу»
[582].
Как это бывает во многих литературных (и жизненных) кошмарах, Гарри тоже видит своих двойников. В классических произведениях XIX века доппельгангеры размывали границы между литературной реальностью и кошмаром, расшатывая у читателя чувство нормальности происходящего. Достоевский в «Двойнике» и Джером К. Джером в незаконченном романе, например, использовали двойников, чтобы передать измененную темпоральность кошмара[583]. Этот прием литературной гипнотики широко применялся в фильмах ужасов, особенно в вампирских хрониках. Но между современными киношными доппельгангерами (включая двойников Гарри) и доппельгангерами, описанными в классической прозе, очень большая разница. На фоне кошмара мелкого чиновника Голядкина у Достоевского или кошмара, описанного Джеромом, ролинговские двойники выглядят забавными безжизненными куклами. В «Дарах Смерти» Гарри видит не менее шести своих доппельгангеров в действии, и единственное чувство, которое они у него вызывают, — это легкое негодование по поводу вторжения в его частную жизнь[584].
Кошмары, вплоть до каждой мелочи, в той же степени важны для сюжета «Гарри Поттера», как и для вампирских хроник. Насыщенная кошмарами структура повествования, служащая для того, чтобы ослабить критические способности читателя и надежнее подчинить его намерениям автора, является идеальной для организации сюжета Поттерианы. Но в отличие от великих писателей, которые скрупулезно изучали и исследовали человеческие эмоции и психику, стараясь понять, что отличает кошмары от литературной реальности[585], а литературную реальность от реальной жизни (как и от безумия), Ролинг не делает различий между кошмарами протагониста и другими состояниями его ума. Исследование подобных психологических переживаний сквозь призму литературы не входит в ее интересы.