. Сказки сочинялись для развлечения и услады взрослой публики, в них раскрывались самые жуткие нравы и обычаи того времени. Утверждая, что «дети не изменились», Ролинг игнорирует тот факт, что и моральные нормы, и то, что считается подходящим для детей, на самом деле претерпело изменения с тех пор. Дикое влечение средневековых сказок к «темным сторонам человеческой души» было «укрощено» для детей Шарлем Перро и Гансом Христианом Андерсеном именно для того, чтобы привить этим старинным сказкам другую систему ценностей. «Цивилизация нравов», как Мирча Элиаде определил этот процесс, сделала их пригодными для более гуманистических представлений о личности, обществе и ценности человеческой жизни.
Неомедиевизм, несомненно, имеет свой собственный raison d’être в серии. Под маской средневековых костюмов и колдовства в книгах о Гарри Поттере отражено измененное отношение к людям, для которых «неомедиевизм» — а именно образ Средних веков, сводящий эту эпоху к периоду «темных веков», к системе ценностей, радикально противоположной идеалам гуманизма и Просвещения, — становится мощной метафорой[836].
Восприятие пособия по искусству умирать
Просматривая библиографию по Гарри Поттеру — а она огромна, — мы видим, что восприятие серии с течением времени изменилось. Становясь столь же неизбежным во всем мире элементом ежедневного потребления, как бургер с газировкой, Поттериана фактически сыграла решающую роль в эволюции наших ожиданий от подростковой литературы. В целом дебаты о поттеровской серии зеркально отразили дискуссии о насилии в подростковой литературе. В самом начале эпопеи с Гарри Поттером ожидания от подростковой литературы довольно сильно отличались от сегодняшних. Если одних критиков интересовали «откровенная угроза смерти» и то, что смерть стала «ведущей темой» этих книг, то другие рады были оставить вопрос о возможном влиянии этих книг на подростковую аудиторию открытым «для дальнейшего исследования»[837]. В те дни поклонники Гарри Поттера — к которым вскоре примкнули многие интеллектуалы, недовольные тем, что в школах, как приходских, так и светских, начали изымать из библиотек книги о Гарри Поттере, — заявляли, что «мрачные истории стары как мир: возьмите хоть „Царя Эдипа“, хоть „Короля Лира“ или „Гроздья гнева“»[838]. Но сколько ни сравнивай Софокла, Шекспира и Стейнбека с Ролинг, ясно одно: эти великие произведения искусства фокусируют внимание на экзистенциальных дилеммах и трагических обстоятельствах жизни людей, а не на нежити, вампирах или психически ненормальных серийных убийцах, скрывающихся под личиной подростка. По мере того как объем продаж увеличивался от тома к тому, а поттеромания охватывала весь земной шар, критики, настроенные против саги о Гарри Поттере, становились все осмотрительнее