Эксперименты со звуком и визуальными эффектами начинали оправдывать высказанные ранее подозрения, что эти технологии способны ввести пользователя в состояние, подобное сну. Этот период был отмечен растущим количеством мультфильмов и кинолент, отводящих главное место насильственной смерти и нападениям на людей, а также проникновением насилия в прайм-таймовые телепрограммы, в которых рассказы о случаях насилия многократно превосходили преступления в реальной жизни. К началу девяностых готическая эстетика воцарилась в художественной литературе и кино, где главное место уже систематически отводилось живым мертвецам и придуманным кошмарам.
Идеализация монстров в художественной литературе и кинематографе, сигнализировавшая о радикальном отказе от концепции человеческой исключительности, соответствовала изменениям в социальных и культурных практиках, происходившим в этот период. Вампирическая субкультура приобрела множество поклонников, соперничая в популярности с субкультурами готов и эмо. Увлечение серийными убийцами породило культуру знаменитостей, сосредоточенных на реальных серийных убийцах. Изменения в праздновании Хэллоуина в это время обнаружили сходные тенденции с тем, что происходило в кино и литературе. Распространение в Соединенных Штатах садистских городских легенд о Хэллоуине, начавшееся в конце 1970‐х и поднявшее панику на всю страну в 1980‐е, послужило привлечению беспрецедентного внимания к этому празднику. Эти садистские мистификации обусловили быстрый рост популярности Хэллоуина, представив его как яркое выражение антигуманизма и новый, модный товар массового потребления. Хэллоуин превратился в невероятно успешный праздник, благодаря тому что его фокус переместился с детской аудитории на взрослую, и он четко сосредоточился на символике, связанной со смертью и живыми мертвецами.
Похоронные обряды тоже начали эволюционировать в этот период, о чем свидетельствовала популярность в Соединенных Штатах и Европе таких новых практик, как «зеленые похороны» и крионика, что, в свою очередь, свидетельствовало о росте неудовлетворенности существующими ритуалами и традициями. И наконец, в 1990‐е годы изучение смерти и танатология превратились в самостоятельное академическое поле, а смерть заняла центральное место в повестке исследований в общественных и гуманитарных науках.
На заре нового тысячелетия проникновение культа смерти в популярную культуру становилось все более масштабным. Опираясь на авторитет критики гуманизма, индустрия развлечений сделала насилие своим законным товаром. Смерть заняла такое место на телевидении, что исследователи стали поговаривать о «смерти как о массовом зрелище». В начале нулевых секулярный апокалипсис, который не только провозглашал, но и предлагал отпраздновать конец человеческой цивилизации, стал чрезвычайно популярным развлекательным жанром. Хоррор был потеснен тремя новыми жанрами: БДСМ, «слэшерами» и пыточным порно, последний из которых к середине нулевых проник и в другие жанры. Популярная культура обнаружила в этот период еще одну важную тенденцию, а именно — увлечение каннибализмом. В кино и художественной литературе каннибализм, бывший когда-то выражением высшей степени бесчеловечности, приобрел новый статус модного развлечения. Совокупно с описаниями вампиров, «питающихся людьми», и серийных убийц, «охотящихся на людей», эти представления поставили под вопрос основополагающее пищевое табу. Характерная для нулевых годов помешанность на еде как теме исследований и публичных дебатов, с одной стороны, и постоянные сравнения людей с животными, и в частности с домашним скотом, с другой, в немалой степени способствовали упрочению неуверенности в том, что можно и что нельзя есть. Это позволило адептам популярной культуры глубже проникнуться идеей непреодолимой пропасти между идеализированным монстром и заурядным человечеством, считающимся ныне пищей для монстров и низшей расой, которая должна быть вытеснена в процессе эволюции.