Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма (Хапаева) - страница 74

. Иначе говоря, ритуалы утрачивают смысл коллективного акта. С одной стороны, обилие инноваций в практике погребальных обрядов можно интерпретировать как выражение постмодернизма с его акцентом на индивидуализме и отказом от традиций[365]. Но с другой — это можно воспринять как проявление полной растерянности относительно сути смерти, а следовательно, как важный индикатор смены системы ценностей и верований, связанных со смертью.

Когда прежние ритуалы, обряды и праздники устаревают, возможно, это происходит из‐за отрицания прежних форм человеческой общности[366]. Следует учесть, что все эти многообразные инновации, связанные со смертью, происходят в культуре категорического отрицания смерти, и дистанцирование индивида от «прочих смертных» могут иметь значение для понимания этих трансформаций. Чтобы найти подтверждение этой гипотезе, рассмотрим, как именно представлена насильственная смерть в произведениях популярной культуры (кино и беллетристике) и какая роль в них отведена людям. Анализ конкретных примеров поможет нам точнее оценить значение культурных и общественных перемен, о которых речь шла в этой главе.

ГЛАВА 3

ЛЮДИ И ЧУДОВИЩА

В этой главе речь пойдет о той новой роли, которая отведена в современной культуре монстрам. Мы увидим, как восхищение монстрами в популярной культуре отразилось на нашем понимании того, что такое человечество, поставило под вопрос наше наиболее важное табу на поедание людей и способствовало развитию танатопатии. В центре внимания окажутся вампиры, но речь также пойдет и о зомби, людоедах, серийных убийцах и призраках. Сопоставительный анализ монстров нынешних с их литературными и кинематографическими предшественниками позволит показать, насколько в наши дни изменилось отношение к людям и чудовищам. В основе этого анализа лежит прочтение образов нежити и сцен насильственной смерти сквозь призму человеческой исключительности.

Хоббит, крестный отец монстров

Вклад Джона Роналда Руэла Толкина в эволюцию монстров, возведшую их на пьедестал в качестве нового идеала, трудно переоценить. Действительно, произведения Толкина оказали большее воздействие на умы с точки зрения оценки роли чудовищ в культурной жизни, чем «Дракула» Брэма Стокера на создание канонического образа вампира. В 1930‐е годы, когда Толкин был еще не знаменитым автором «Властелина колец», а всего лишь профессором в Оксфорде, он подготовил свою антигуманистическую «культурную революцию», разрабатывая основы готической эстетики в статьях, посвященных английскому эпосу. Эти филологические работы Толкина пестрят пренебрежительными и даже агрессивными высказываниями в адрес коллег, изучающих английскую литературу Средневековья. Похоже, Толкину было присуще скептическое отношение к науке в целом, а в отношении литературоведения тех лет у него имелись серьезные предубеждения. Писатель восторженно относился к «Беовульфу», считая, что это произведение было «погублено латинской ученостью»