Банк Медичи и его филиалы также принимали вклады от сторонних лиц, особенно представителей высшей знати, высшего духовенства, кондотьеров и политиков, например французского дипломата и историка Филиппа де Коммина и французского государственного деятеля Имбера де Батарне. Такие вклады обычно не возвращались по требованию, но являлись – прямо или косвенно – срочными вкладами, по которым выплачивались проценты, называемые discrezione.
В флорентийских документах того времени слово discrezione употреблялось в трех значениях. Во-первых, оно означало, что вклад по сути является займом и что заемщик имеет право употребить средства в дело «по своему усмотрению»[46]. Во-вторых, слово discrezione относилось к доходу, который выплачивался банком за предоставленное ему право распоряжаться вкладом «по своему усмотрению». В этом смысле слово восходит к XII в.; оно встречается в нотариальном договоре от 1190 г., по которому некий генуэзский банкир по имени Руфус признает получение 20 генуэзских фунтов, помещенных на вклад в его банк, и обещает вернуть капитал с прибылью, которая определяется «на его усмотрение». В-третьих, словосочетание deposito a discrezione в ходе естественного процесса эволюции стало обозначать срочный вклад в банке.
Банкиры представляли discrezione своего рода подарком, а не обязательством, вытекающим из договорных отношений. На деле discrezione нельзя было вернуть в силу закона; они не давали повода для исков, пока не записывались на кредит вкладчика в бухгалтерских книгах. Возможно, именно этим объясняется, почему Томмазо Портинари в 1464 г., в конце неудачного года, принял меры предосторожности и не стал записывать discrezione на счета вкладчиков.
Как известно, церковь запрещала взимать проценты, считая это ростовщичеством. Однако церковь не запрещала банкирам дарить подарки и проявлять доброту и щедрость по отношению к вкладчикам. Конечно, банкир не мог не предложить discrezione, или процентный доход, в том же размере, что и его конкуренты, иначе он потерял бы клиентов. Однако последнее особо не подчеркивалось. В Средние века принято было мыслить формально: считалось, что в отсутствие официального или юридически обязывающего договора ни о каком принуждении не может быть и речи.
Тем не менее самые несгибаемые богословы, в том числе и Антонин Флорентийский (1389–1459), архиепископ Флоренции, которому не терпелось заткнуть эту дыру в учении о ростовщичестве, называли depositi a discrezione ростовщическими, потому что заимодавец ожидал получения прибыли на предоставленную ссуду, хотя недвусмысленного соглашения о выплате процентного дохода и не было. Таким образом, выходило, что ростовщичество зависело от намерения. Осуждению подлежала даже надежда на доход от данных взаймы денег; церковники опирались на хорошо известные слова из Евангелия от Луки: «…и взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лук., 6: 35). Антонин Флорентийский, следуя учению ригористов, дошел до того, что поносил простое ожидание награды как мысленное ростовщичество, что, по его мнению, было таким же смертным грехом, как и ростовщичество, скрепленное договором. Впрочем, страх совершить такой смертный грех не мешал кардиналам и другим представителям высшего духовенства открыто или тайно размещать вклады в Банке Медичи. Что бы ни говорили по данному поводу бескомпромиссные церковники, в повседневной предпринимательской практике depositi a discrezione не считались предосудительными. В флорентийском своде законов 1312 г. даже провозглашалось, что считать процентный доход даром – похвальный обычай купцов. Следовательно, закон запрещал должникам избегать обязательств, в которые они добровольно вступали, сделав соответствующие записи в своих бухгалтерских книгах.