Я вернулся в гримёрную, где меня встревожил вселяющий ужас хэппенинг, исходивший от того же фортепиано, за которым только что сидел Рэй Чарльз. Звук проникал из маленьких динамиков в коридоре: как будто в помещение ворвалась война. Я побежал наверх, чтобы воочию увидеть этот необузданный, разрушающий акт. Но кто–то просто играл, не совершая деструктивных действий над роялем. Напряжение выдавал только пот бразильского пианиста. Я пошел за ним в его грим-уборную. Там находится педагог, и я терпеливо дожидался, пока они совещались по поводу нот. Выбрав подходящий момент, я взглянул, буквально одним глазом на черную рукопись, производившую столько… столько… как бы это назвать? Весь гнев, накопившийся внутри? Возрождение жизни? Все, что невозможно спеть?
— Я все ещё разучиваю её, поэтому мой педагог находится рядом, — ответил пианист извиняющимся тоном.
— А кто композитор?
— Альберто Хинастера.
— Это значит, что ты можешь вот так просто подняться на сцену и сыграть, без нот перед глазами?
— Ну, думаю, что да.
Зубин должен чем–то удовлетворить своих монголов. Один из помощников Джека Гуда, посмотрев на скрипачей, маявшихся от скуки, решил, что программу можно разнообразить интервью с волосатой рок–звездой. Камера в это время показывает крупным планом Зубина Мету — все признаки голливудского стиля.
Нам сказали, что получится круто, если в качестве поддержки рядом поставят скрипача Джерри Гудмена и The Nice. Затем мы вышли на сцену и сыграли блюз в тональности фа.
— О! Это было здорово. И вы играли без нот? — спросил Зубин.
Как, однако, меняется поведение людей, когда на них нацеливают камеру.
Когда я вернулся в Англию, то отвёл Элинор на Харли стрит, где беременность подтвердилась. Такова реальность, и моё поведение должно измениться, ведь я должен стать отцом. Не знаю как, но я был готов взять ответственность. Иммиграционная служба устраивала настоящее испытание Элинор, когда той приходилось заново въезжать в страну, так как по закону иностранцам разрешалось находиться в Англии всего несколько месяцев. Многие отказывались легально нанимать её на работу без свидетельства о браке, а Элинор хотелось показать свою независимость. Всё указывала на одну бумажку. Я очень хотел ребёнка и помню, как мы были счастливы, шагая по Харли стрит.
— Ух ты, я стану отцом!
Я не мог представить себя в роли отца. Вообще–то, я не мог представить себя ни в какой другой роли, кроме той, чем я был — обычным клавишником, зарабатывающим около пятидесяти фунтов в неделю. Достаточно ли этого, чтобы быть отцом? Достаточно ли этого, чтобы жениться?