У этой ситуации несколько причин. Во-первых, для нынешнего российского государства любая революция — очевидное зло. Опасения, вызванные цветными революциями и «арабской весной», давно уже сформировали отчетливо контрреволюционную идеологию, проявляющуюся во внешней политике и внутриполитической риторике власти. Вместе с тем прямо осудить большевиков и заклеймить революцию тоже не получается: из 1917 года родом и Советский Союз (пусть он и оформился лишь спустя пять лет), распад которого в 1991-м президент Владимир Путин назвал «величайшей геополитической катастрофой», и множество институтов и практик, без которых трудно представить сегодняшнее государство. На встрече Валдайского клуба в октябре 2017 года президент осторожно обмолвился о «неоднозначности» результатов революции, о том, как «тесно переплетены негативные и, надо признать, позитивные последствия тех событий»[135]. А раз нет возможности ни отпраздновать столетие Октября, ни заклеймить семнадцатый год, молчание представляется лучшим выходом. Революцию страшно вспоминать, но невозможно забыть.
Во-вторых, события середины прошлого века — репрессии сталинского периода и Великая Отечественная война — для ныне живущего поколения все еще являются «последней катастрофой» (термин французского историка Анри Руссо), заглушившей травмы предшествующей трагедии. Пока нет признаков того, что распад СССР сыграет для большинства населения постсоветских государств сравнимую роль. Именно вокруг войны и репрессий кипит неостывающая память, прорываясь то в ужасе Сандармоха, то в шествии «Бессмертного полка». Но связь этих событий с революцией, очевидная для современников, сегодня не ощущается.
Наконец, в-третьих, нельзя забывать, что в обществе есть по меньшей мере две силы, имеющие свое твердое мнение о революции. Коммунисты продолжают считать октябрь 1917 года зарей справедливого мира, а Русская православная церковь — безбожным бунтом. Любопытно, что две главные консервативные общественные группы диаметрально разошлись в этой оценке, но никакого публичного диалога между ними тоже не наблюдается. Российское общество устроено так, что попытки диалога обращены не друг к другу, а к власти, а власть в этих условиях, очевидно, не хочет принимать чью-либо сторону.
Не только консерваторы, но и оппозиционные публицисты, еще недавно нет-нет да и проводившие параллели между ситуацией в России нынешней и столетней давности, отмечая коррупцию, провалы государственного управления, внешнеполитические авантюры и растущее недовольство масс, в 2017 году утратили интерес к такой интеллектуальной игре.