Битва за прошлое. Как политика меняет историю (Курилла) - страница 62

Возникло несколько вариантов ответа российского общества на историческую политику центральноевропейских государств. Первый представлен, хотя и не всегда последовательно, официальной позицией МИДа, настаивающего на разделении вопроса о характере сталинского СССР (включая его ответственность за международные преступления, такие как Катынь), и проблемы ответственности за начало Второй мировой войны, а также роли Красной армии в освобождении Европы от нацизма. Эта позиция, однако, упрощает проблему, сводя ее к «искажению истории».

Вильнюсская декларация ПА ОБСЕ (2009 г.) была воспринята в России как попытка не только приравнять Гитлера к Сталину, но и поставить на одну доску освобождение Европы Советской армией и нацистскую оккупацию. Обе палаты российского парламента выступили с совместным заявлением, в котором вильнюсский документ был назван оскорблением памяти миллионов воинов, павших за освобождение Европы, а также напоминалось, что кроме 23 августа 1939 года (дня подписания советско-германского пакта) были еще мюнхенские соглашения 1938 года об «умиротворении Германии», по которым западные державы фактически подарили Гитлеру Чехословакию. В заявлении также говорилось о попытке подменить итоги Второй мировой войны результатами холодной войны и пересмотреть решения Международного военного трибунала в Нюрнберге.

Общество «Мемориал» в свою очередь выступило с критикой парламентского документа, считая, что депутаты неверно прочли декларацию. В ней, по мнению этой организации, не было ничего оскорбительного для памяти павших, поскольку они не были частью или собственностью сталинского режима. Именно «Мемориал» еще в марте 2008 года обратился к странам постсоветской Евразии по поводу соперничающих «национальных образов прошлого» и «войн памяти». «Мемориал» предложил организовать Международный исторический форум для обмена мнениями о трактовках истории XX века в Восточной и Центральной Европе[157]. В условиях углубления политического раскола эта инициатива не имела продолжения.

Видеть в пересмотре исторического нарратива искажение истории — значит занимать заведомо проигрышную позицию, подразумевающую наличие «канонического» понимания событий прошлого. Если речь идет не о фальсификации исторических источников, то множественность взглядов на историю неизбежна. Установить «канон» в понимании Второй мировой, к чему склоняется Российское государство, невозможно «сверху», решением власти: в современном информационном пространстве единое отношение к войне может сложиться лишь в результате общественного диалога, а в международных отношениях сегодня он не представляется возможным. Видимо, нынешнему поколению европейцев придется мириться с сосуществованием несовпадающих рассказов о Второй мировой войне, бытующих в разных странах. В связи с этим политики не должны настаивать на «своей» трактовке; целесообразнее вывести спор о войне из области актуальной политики. Сегодняшние немцы, россияне, поляки, итальянцы — не те люди, которые совершали подвиги или преступления 70 лет назад. Мы можем и должны гордиться подвигами и скорбеть о преступлениях, но строить новую Европу надо исходя из того, что нас объединяет.