Майкл поднес фляжку к губам и сделал пару глотков. Его глаза наполнились слезами, он задохнулся, когда божественная жидкость обожгла его горло, проскользнув вниз. Майкл опустил фляжку и, увидев, что девушка наблюдает за ним, протянул фляжку ей.
Она покачала головой и серьезно спросила:
— Anglais?[3]
— Oui…[4] нет… Sud-Africain…[5]
— Ah, vous parlez français![6]
Она в первый раз улыбнулась, и это был феномен почти столь же ошеломляющий, как и ее жемчужные маленькие ягодицы.
— A peine… едва ли, — поспешно сказал Майкл, не позволяя вырваться наружу тем французским выражениям, которые, как он знал по опыту, не сделали бы ему чести.
— У вас кровь.
Ее английский был ужасающим; только когда она показала на его голову, Майкл понял, что именно она имела в виду. Он поднял свободную руку и коснулся струйки крови, что выползала из-под его шлема. А потом внимательно осмотрел испачканные пальцы.
— Да, — согласился он. — Боюсь, целое ведро.
Шлем спас его от серьезной травмы, когда его голова ударилась о край кабины.
— Pardon?[7] — Девушка как будто растерялась.
— J’en ai beaucoup, — перевел он.
— А, так вы говорите по-французски!
Она радостно хлопнула в ладоши — это выглядело как детский жест восторга — и тут же взяла его за руку с видом собственницы.
— Идемте! — приказала она и щелкнула пальцами, подзывая жеребца.
Он спокойно щипал траву, делая вид, что ничего не слышит.
— Viens ici tout de suite, Nuage! — Девушка топнула. — Иди сюда немедленно, лентяй!
Конь ухватил еще пучок травы, демонстрируя свою независимость, а потом лениво направился к хозяйке.
— Пожалуйста! — попросила девушка.
Майкл сцепил пальцы рук в подобии стремени и подсадил девушку в седло. Она была очень легкой и проворной.
— И вы!
Она протянула Майклу руку, и он сел за спиной наездницы на широкий круп жеребца. Девушка взяла руку Майкла и положила ее себе на талию. Тело под его пальцами было теплым и крепким, даже сквозь одежду Майкл ощущал его жар.
— Tenez! — велела она. — Держитесь!
Жеребец легким галопом помчался к воротам в конце поля, ближайшем к особняку.
Майкл оглянулся на дымящиеся обломки «сопвича». Там остался лишь мотор, все дерево и полотно уже выгорели. Майкл ощутил тень глубокого сожаления из-за гибели самолета, с которым они вместе прошли долгий путь…
— Как вы себя называете? — через плечо спросила девушка на своем ужасном английском, и Майкл снова повернулся к ней.
— Майкл… Майкл Кортни.
— Майкл Кортни, — пробуя новые слова, повторила девушка, а потом сообщила: — А я мадемуазель Сантэн де Тири.
— Enchanté[8], мадемуазель.