Женщина, появившаяся из огорода за кухней, была приземистой и ширококостной, с бедрами, похожими на зад першеронской кобылицы, и огромной бесформенной грудью под грязной блузкой. Ее густые темные волосы, тронутые сединой, были связаны в узел на макушке, а лицо было красным и круглым, как редис; руки женщины, обнаженные до локтей, выглядели толстыми и мускулистыми, как у мужчины, и тоже были испачканы землей. В крупных мозолистых пальцах она сжимала пучок турнепса.
— Что ты нашла, Малышка, — снова какого-то детеныша?
— Я спасла отважного английского летчика, но он сильно ранен…
— По мне, так он выглядит неплохо.
— Анна, не будь такой ворчуньей! Иди сюда, помоги мне. Нужно отвести его в кухню.
Они быстро переговаривались, но, к изумлению Майкла, он мог понять каждое их слово.
— Я не пущу в дом какого-то солдата, ты это знаешь, Малышка! Мне ни к чему какой-то кот в одной корзинке с моим маленьким котеночком…
— Он не солдат, Анна, он летчик!
— И наверняка такой же похотливый, как любой кот!
Она использовала слово «fris», и Сантэн вспыхнула.
— Ты отвратительная старуха… а теперь подойди и помоги мне.
Анна очень осторожно оглядела Майкла, а потом неохотно признала:
— У него хорошие глаза, но я все равно ему не доверяю… ох, ладно, но если только он…
— Мэм, — заговорил наконец Майкл, — вашей добродетели ничто не угрожает рядом со мной, торжественно клянусь вам в этом. Как вы ни восхитительны, я сумею совладать с собой.
Сантэн развернулась в седле и уставилась на него, а Анна отступила в изумлении, а потом восторженно захохотала.
— Он говорит по-фламандски!
— Вы говорите по-фламандски! — обвиняющим тоном повторила Сантэн.
— Это не фламандский, — возразил Майкл. — Это африкаанс, южноафриканский голландский.
— Это фламандский! — заявила Анна, подходя к нему. — А любому, кто знает фламандский, рады в этом доме.
Она протянула руку к Майклу.
— Поосторожнее, — встревоженно предупредила ее Сантэн. — Его плечо…
Она соскользнула на землю, и женщины вместе помогли Майклу спуститься и повели к двери кухни.
В этой кухне дюжина поваров могла бы приготовить банкет для пяти сотен гостей, но сейчас лишь в одной из плит горел скромный огонь, и Майкла усадили на табурет перед ним.
— Принеси-ка твою прославленную мазь, — распорядилась Сантэн.
Анна поспешно ушла.
— Так вы фламандка? — спросил Майкл.
Он был в восторге от того, что языковый барьер рухнул.
— Нет-нет…
Сантэн уже схватила огромные ножницы и принялась срезать обгоревшие остатки рубашки с ожогов Майкла.
— Нет, просто Анна с севера, и она стала моей няней, когда мама умерла, а теперь она считает себя моей матерью, а не просто служанкой. Она учила меня своему языку еще с колыбели. Но вы, вы-то где ему научились?