— Я не дитя!
Сантэн одарила ее таким же яростным взглядом, а потом, сменив выражение лица, повернулась к Майклу:
— Почему он называет вас своим мальчиком? Вы намного старше, чем он!
— Он шотландец, — пояснил Майкл, уже начиная ревновать. — А все шотландцы сумасшедшие… к тому же у него есть жена и четверо детей.
— Грязная ложь! — запротестовал Эндрю. — Дети — да, признаю, бедные маленькие деточки! Но никакой жены, точно никакой жены!
— Ecossais[9], — пробормотал граф. — Великие воины и великие пьяницы. — Потом продолжил на вполне приемлемом английском: — Могу я предложить вам немного коньяка, месье?
Они продолжили на смеси языков, то и дело перебивая друг друга на полуслове.
— Кто-нибудь будет так любезен, чтобы как следует познакомить меня с этим образцом среди мужчин, чтобы я мог принять его щедрое предложение?
— Граф де Тири, позвольте представить вам лорда Эндрю Киллигеррана. — Майкл кивнул по очереди в сторону каждого из мужчин.
Они пожали друг другу руки.
— Вот это да! Настоящий английский милорд!
— Шотландский, дорогой мой друг, а это большая разница! — Эндрю поднял бокал, салютуя графу. — Я восхищен! А эта прекрасная юная леди — ваша дочь, так? Сходство… прекрасно…
— Сантэн, — вмешалась Анна, — отведи своего коня в конюшню и займись им.
Сантэн не обратила на нее внимания и улыбнулась шотландцу. Ее улыбка даже Эндрю заставила умолкнуть; он уставился на девушку, потому что улыбка ее совершенно преобразила. Она словно сияла прямо сквозь ее кожу, как лампа сквозь алебастр, осветила ее зубы и зажгла искры в глазах, как зажигает искры солнце в хрустальном кувшине с темным медом.
— Думаю, я должен все-таки взглянуть на нашего пациента…
Молодой армейский врач разрушил чары и подошел к Майклу, чтобы размотать бинты. Анна поняла жест, если не слова, и тут же встала между ними.
— Скажи ему, если он дотронется до моей работы, я сломаю ему руку!
— Боюсь, ваши услуги уже не нужны, — перевел для доктора Майкл.
— Глотните коньячка, — утешил хирурга Эндрю. — Он весьма недурен, определенно недурен.
— Вы землевладелец, милорд? — спросил граф у Эндрю с едва уловимым подтекстом. — Само собой?
— Bien sûr…[10]
Эндрю широко взмахнул рукой, изображая тысячи акров, и одновременно поднес свой стакан к бутылке, из которой граф уже наливал коньяк для врача. Де Тири налил и ему, и Эндрю повторил:
— Само собой, фамильные поместья… вы понимаете?
— А… — Единственный глаз графа сверкнул, когда он посмотрел на свою дочь. — А ваша покойная супруга оставила вам четверых детей?
Он не слишком понял предыдущий обмен колкостями.