— Идем, солдат, покажем маме наш новый фокус.
Он поднял Шасу и стал кормить его с ложки, а малыш подпрыгивал на его коленях и приговаривал: «Ам! Ам!» — и наклонялся к ложке, широко открыв рот.
— Вы ему нравитесь, — сказала Сантэн.
— Мы друзья, — согласился Лотар, отирая со лба, подбородка и ушей мальчика жидкую овсяную кашу.
— Вы умеете обращаться с детьми, — прошептала Сантэн.
И тут же увидела, как в потемневшем золоте его глаз отразилась жгучая боль.
— Когда-то у меня был сын, — тихо произнес Лотар.
Положив Шасу рядом с Сантэн, он взял ложку и пустую чашку и направился к выходу.
— И где ваш сын? — мягко спросила Сантэн, глядя в его спину.
Лотар помедлил у выхода, потом обернулся.
— Он мертв, — чуть слышно ответил он.
Она созрела и перезрела для любви. Ее одиночество привело к голоду настолько сильному, что его, похоже, не утолить было даже длинными неторопливыми беседами под тентом у фургона, когда они с Лотаром, держа между собой Шасу, разговаривали в самые жаркие часы ленивых африканских дней.
В основном они обсуждали то, что Сантэн любила больше всего: музыку и книги. Хотя Лотар предпочитал Гёте Виктору Гюго и Вагнера — Верди, эта разница дала им поводы для веселых и убедительных споров. И в этих спорах Сантэн увидела, что образование и знания Лотара намного превосходят ее собственные, но, как ни странно, ее это не задевало. Это лишь заставляло ее более внимательно прислушиваться к его голосу. А голос был волшебным; после щелканья и похрюкивания языка сан Сантэн могла бы слушать его переливы, как настоящую музыку.
— Спойте для меня! — приказала она, когда они исчерпали очередную тему. — Мы с Шасой требуем!
— Разумеется, к вашим услугам! — улыбнулся Лотар и отвесил им обоим насмешливый поклон.
А потом запел без малейшей застенчивости.
Сантэн часто слышала от Анны старую поговорку: «Возьми цыпленка, и курица побежит за тобой». Теперь, наблюдая, как Шаса разъезжает по лагерю на плече Лотара, она осознавала лежавшую в этих словах мудрость, потому что и ее глаза, и ее сердце следовали за ними обоими.
Поначалу она чувствовала легкое негодование, когда Шаса приветствовал Лотара криком: «Па! Па!» Это имя должно было принадлежать одному только Майклу. А потом она с уколом острой боли вспоминала, что Майкл лежит на кладбище в Морт-Оме.
Девушка уже без труда улыбалась, видя первые попытки Шасы встать на собственные ноги, которые заканчивались стремительным падением, и тогда малыш орал во все горло, жалуясь Лотару, и полз к нему за утешением. Нежность и терпение Лотара усиливали привязанность Сантэн, желание оказаться под его защитой, потому что она уже поняла: за красивой внешностью скрывался суровый и свирепый человек. Она видела, с каким благоговением и уважением относились к нему его люди, а они и сами были жестоки.